Иван Оченков - Смоленский поход

— А что вы обычно пьете?

— Пиво.

— Хм, — задумалась Алена, — про пиво я не подумала, хотя подожди. Попробуй вот это.

С этими словами боярышня наклонилась и достала откуда-то небольшую сулею и протянула своей новой подружке.

— Что это?

— Пей, тебе понравится.

— Ум, вкусно, — почти простонала маркитантка, — а что это?

— Медовуха, пей еще, она вкусная.

Девушка не заставила себя просить дважды и с блаженной улыбкой снова приложилась к горлышку. Алена немного насмешливо посмотрела на разомлевшую немку и что-то спросила.

— Что? — вернулась к реальности Лизхен, не расслышав, что ее спрашивает боярышня.

— Ты ведь не дочь Фридриха?

— Почему вы так говорите? — попробовала было отрицать маркитантка, но чувствуя себя обессиленной быстро сдалась, — да, вы правы, я сирота.

— А что случилось с твоими родителями?

— Их убили разбойники.

— Прости, я не хотела…

— Ничего, вы ведь не знали.

— А как ты попала к Фридриху?

— Когда это случилось, я убежала и несколько дней пряталась в лесу. Потом меня нашли рейтары, и госпожа Анна взяла меня к себе.

— Кто такая эта госпожа Анна?

— Маркитантка в рейтарском обозе, а господин Фридрих был там возничим.

— И он тебя удочерил?

— Нет, он был, конечно, добр ко мне, но я прислуживала госпоже Анне. Она воспитывала меня и учила всему, что надобно знать маркитантке.

— Зачем?

— Я думаю, она хотела продать меня какому-нибудь знатному и богатому господину. Опытные маркитантки часто так делают.

— И что было потом?

— Когда наш эскадрон перешел на службу к вашему царю, она подарила меня ему.

— Как это, кто пустил ее к царю?

— Оказывается, они были знакомы раньше и когда нас взяли в плен, она предложила меня ему.

— Вас взяли в плен?

— Да, два молодых воина охранявших вашего царя. Одного звали господин Михаэль, а другого… кажется Фёдор, да, Фёдор Панин.

Услышав это, боярышня от неожиданности рассмеялась.

— Федька взял вас в плен? Ой, не могу, Аника-воин, маркитанток в полон взял…

— Да, мы очень испугались, когда они с господином Михаэлем достали пистолеты и направили на нас.

— Но зачем это им было нужно?

— Госпожа Анна — подруга командира эскадрона Карла Гротте. Она уговорила его потом, перейти на вашу сторону и его величество щедро ее наградил.

— За что наградил, за то, что эскадрон перешел, или за тебя?

— Наверное, за то и за другое. Я не знаю, я всего лишь бедная девушка.

— Да, конечно, извини. А скажи мне ты была с…

— С вашим царем? — вдруг пьяно хихикнула Лизхен, — а зачем вы спрашиваете, вы хотели бы быть на моем месте?

— Что! — задохнулась от гнева боярышня, — да как ты смеешь!

Но маркитантка ее не слышала и, потянувшись, попробовала встать, однако ноги ее подкосились и она снова опустилась на лавку.

— Какой коварный русский напиток, — снова хихикнула она, — я совершенно не чувствую ног.

— Ох, горе ты мое, пойдем, помогу тебе до горницы дойти.

Алена перекинула руку Лизы через плечо, чтобы поддержать и лица девушек оказались рядом. Сдув прядь волос с лица, маркитантка взглянула ей в глаза и горячо заговорила.

— Да, ваша милость, я была с ним! Он такой красивый, сильный, ласковый и нежный мужчина, что любая женщина готова на все ради него. И я тоже!

Уложив Лизхен на постель, боярышня бессильно опустилась на лавку, кусая губы. Сердце ее, казалось, готово было выскочить из груди, а щеки покрыла мертвенная бледность. Тяжёлый вздох вырвался из груди девушки, и она готова была дать волю слезам, но вдруг совсем рядом раздался голос Маши.

— Аленушка, а вы по-каковски с Лизой разговаривали? — Девочка стояла рядом с ней, с любопытством разглядывая свою наставницу.

— Ты что здесь делаешь?

— Я от Лукерьи убежала. Ой, ты что плачешь! Она тебя обидела?

— Нет, Машенька, нет. Ничего она меня не обидела, это я сама себе понапридумывала и совсем не плачу.

— А почему у тебя слезы?

— Это так, пройдет.

— Ты не сказала, по-каковски вы с ней говорили?

— По-немецки Машенька.

— А, знаю, так наш Ваня разговаривает с дядей Каролем.

— Ваня?

— Ой, я же обещала ему, что не буду его так на людях называть! Ты меня не выдашь? А то он будет сердиться.

— Нет, Машенька, что ты, я никому не скажу.

— Вот и хорошо. Ты не думай, Ваня, ой, опять… так вот, он совсем не злой. Он даже когда меня ругает, у него глаза смеются.

— Да я знаю, он не злой.

— Аленушка, а ты его любишь?

— Кого?

— Как кого! — удивилась вопросу Маша, — Ваню конечно…. Ой, опять!

Хотя считается, что женские глаза находятся на мокром месте, но Алена Вельяминова после смерти матери плакала всего дважды. Когда умерла приютившая ее тетя, и когда государь в шутку пообещал выдать ее замуж за своего придворного. А еще сегодня.

В Митавском замке тихо как в склепе. Хотя он полон людей съехавшими на день рождения своей герцогини, потомки ливонских рыцарей сидят тихо как мыши под веником. Герцогская охрана тоже старается не высовываться и на карауле стоят мои люди. Я со своими приближенными держу совет в выделенной для меня зале. Федька и Мишка сидят у нарочно открытой двери и поглядывают в коридор, а Вельяминов и Михальский по очереди докладывают мне о случившемся за день.

— Все тихо вокруг, — говорит Корнилий, — но долго это не продлится, так что надо уходить к Риге.

— Кой черт нас сюда вообще принес, — бурчит Никита, — один хрен они с нами против Жигимонта не пойдут.

— И не надо.

— Как это?

— Да так, нам главное чтобы поляки с литвинами подумали, что мы с ними сговорились. А там пока они разберутся меж собой, нас уж и след простынет.

— Не удержим Ригу?

— Да какое там, контрибуцию бы без потерь утащить и то за благо.

— Ты же говорил, что попробуешь на Новгород у свейского короля сменять?

— Попробую, конечно, только если Гонсевский за нас примется, то дай бог ноги унести.

— А если подмогу вызвать?

— Откуда? Если из Смоленска, то покуда туда гонец доскачет, да пока Черкасский раскачается, то нас тут с потрохами съедят.

— А если у короля Густава подмогу попросить? До Стокгольма то морем всего ничего!

— Светлая мысль! Может получиться, конечно, но только тогда король может решить, что ему нужны и Рига и Новгород.

— Думаешь?

— Знаю! Причем если даже мой брат Густав Адольф и не догадается, то канцлер Оксеншерна ему точно подскажет.

— Чего же делать?

— Да есть одна мысль…

— Ой, государь, не тяни жилы!

— Разделиться надобно. Кого-то с половиной отряда оставить в Риге, чтобы держался крепко, а остальным уходить. Если Рига продержится, пока я буду с королем переговоры вести, то считай дело сделано. С победоносной армией, да зная, что у меня деньги есть, даже Оксеншерна не заартачится.