Алексей Федорочев - Лестница в небо (СИ)

Уделила…

— Так, я почти спокоен. Повтори, пожалуйста, что ты сказала? — решился я подать голос, посчитав, что уже ничего не натворю.

— Я подала прошение на перевод в экспедиционный корпус, — чуть хорохорясь передо мной, повторила мать.

Блюдца на полке опять задрожали, но вновь справиться с приступом гнева удалось уже быстрее.

До этого утра на решение Большакова с приятелем я злился, но без фанатизма. Бывшие пилоты были мне симпатичны, за самого Ефима я чувствовал толику ответственности, как за человека, чьим здоровьем занимался, но сказать, чтоб от новости о его глупости впал в отчаяние — не мог. Взрослый самостоятельный человек, вдобавок относился он ко мне несколько снисходительно-покровительственно, что на фоне почти беспрекословного подчинения остальных работников «Кистеня» очень бросалось в глаза. Переживал, конечно, как все это на матери отразится, но не более. Тот же Шаврин в его отсутствие мог активизироваться, или вообще другой ухажер, к которому пришлось бы заново привыкать. Источник у мужчины формировался нормально и уже не прекратит восстанавливаться, разве что темпы заметно упадут: без постоянно повторяемого заражения спорами алексиума, тот в его организме все равно продолжит разрастаться естественным путем. У одаренных детей этот процесс занимает около трех лет, а окончательно останавливается с ростом костей, так что можно было предполагать, что дальнейшая реабилитация без моего вмешательства займет от трех до двадцати лет, самый трудный этап — первоначальное приживление — уже прошел. В общем, уход Большакова не так уж и сильно меня задевал, подытожил я, пережив первоначальную эмоциональную реакцию. Зря!

— Мам, вот скажи мне, ты дура?! Вот посмотри мне в глаза и скажи, а?

— Хочу быть поближе к Ефиму, — всхлипнув, призналась она.

— Мам, ну ладно он, медведь тугодумный, придумал себе теорию и рад, но ты-то!.. Квалифицированный целитель! Вот какого… извини, слов приличных нет! Какого художника ты-то ему не объяснила, что риск в его излечении дело десятое? Нет, сотое!!! Десятитысячное!!! Ты-то знала ведь, что это не так!

— Да, объясняла я!!! Но не могла же я ему прямо сказать, что это ты с ним возишься! — оправдывается она, — А он вбил себе в голову, а уж ты-то должен был заметить: одаренный если себе что-то надумает, то его бульдозером не свернешь! Особенности психики.

— Но ты-то как-то себя умудряешься сдерживать! Хотя о чем я?!! У нее двое детей, а она в горячую точку вслед за хахалем переться собирается!!! Жена декабриста, блин!!!

— Не кричи, — тихо попросила мать, — Не надо на меня кричать. Какие вы с Митей дети? Да вы два лба на голову выше меня ростом! Свои интересы, свои знакомства, свой круг! Вам уже не нужна мать. Ты меня пойми, я-то рассталась с вами маленькими, а увидела вновь уже почти взрослых. Многие матери жалуются, что дети быстро вырастают, но у меня-то!.. Я же каждый раз на вас смотрю и понимаю, что мое время с вами уже упущено! Мне больно от этого, понимаешь? Больно!

— Глупая ты, — обнял я ее и прижал к себе, — Да, мы выросли, но кто тебе внушил, что мать нам не нужна? Думаешь, Митька меня похвалит, когда узнает, что ты задумала? Да мы с ним только о тебе и говорили, он тебя беречь просил, понимаешь? А я что ему отвечу?

— Не знаю… — мать разревелась.

— Ну, не плачь, мам, заберешь прошение, всего-то дел! Не убьют же тебя за это?

— Ммм-му! — из подмышки отозвалась мать.

— Что?

— Не заберу! — членораздельно повторила она.

— Та-а-ак!

— Ты не понимаешь, Ефим вбил себе в голову, что недостоин просить моей руки, пока снова полноценным не станет. Он из-за меня! Понимаешь, из-за меня туда отправляется! А я не могу так!

Убью Большакова. Убью и откачаю, а потом снова убью. И повторю этот процесс раз…дцать.

— Чушь! Он туда отправляется в первую очередь из-за себя!

— Нет! Не говори так! — загорячилась мама.

— Мам, я был на его месте, — устало опускаюсь обратно на стул, — Мне повезло, в тот момент, когда со мной все произошло, мне некогда было задумываться над высокими материями, я просто выживал, как мог. Но вот когда нашел, как можно восстановиться, тогда-то меня и затрясло. Я же искал постоянно способы ускорить, можешь мне поверить. И Ефим ищет, только не там, где надо. И забывает, что воевать на земле — не то же, что в воздухе, где он, может быть, и гений, — спроси как-нибудь Алексея о его приключениях. Знаешь в чем прикол? В воздухе получишь, и почти всегда с концами, кроме Большакова с Новиковым всего одного Григория и знаю, кто выжил. А на земле спасут… а на самом деле многие предпочли бы сразу, не мучаясь! И я видел таких калек, это уже не люди — тени. Хуже, они еще могут в чудовищ превращаться. Ты готова с таким связать свою жизнь навсегда?

— Иногда нужно просто верить, — с убежденностью фанатика возразила мать, — Потери в корпусе не такие уж и высокие, как ты думаешь.

— Да, плевать, высокие или нет! Меня не устраивает, что ты можешь в этом проценте оказаться! — опять завожусь я.

— Целителей никогда не трогают. В худшем случае берут в плен и потом обменивают.

— И это мне говорит женщина, лежавшая в коме три года! Мама, мине или снаряду все равно, одаренная ты или нет, как ты не поймешь?

— Хорошо, давай рассудим по-другому: останусь я здесь. Ты ко мне переедешь? — я растерянно посмотрел на нее, не зная, что сказать, — Не мучайся, не переедешь. Ты слишком привык жить сам за эти годы, за тобой твои люди, дела. Я могла бы переехать к тебе, но это создаст неудобства нам обоим.

— Мам!..

— Что, мам? Ты и Потемкины, думаешь, я не знаю?

— Трепло! Убью Большакова! — с особой жестокостью.

— Ефим не причем. Похороны князя по всем каналам транслировали, думаешь, я своего сына в толпе не узнаю?

— Мам! Я хотел оградить тебя от них! Ты не думай!.. — заоправдывался я.

— Верю! И даже благодарна, видеться с ними я не хочу, здесь ты правильно догадался. Мне дорого стоило смириться с твоим сближением с ними, но от судьбы, видимо, не уйдешь. Не расстраивайся, — попыталась приободрить меня она, видя мое замешательство, — Я знала это с самого твоего детства. Елизар Андреевич, царство ему небесное, из-за этого меня и удочерил, уберечь хотел. Кто ж знал, что он так быстро скончается?..

Да как же! Уберечь! Это тебе он лапши навешал, а на деле там черт ногу сломит в его мотивах!

— Но мы сейчас не об этом, — продолжила мать, — Митя — уже отрезанный ломоть, ему теперь не до меня. Видеться по полдня раз в полгода… Ну, может, летом еще приедет ненадолго… Ты с Потемкиными. Ефим уедет на войну, и что я? Как мне-то жить?

— А как я буду жить, зная, что ты в опасности? Митька? Мама, почему ты нас опять бросаешь?!! Может, и я тебе неродной?

Боль от пощечины прервала мой отчаянный монолог. Пасха, похоже, надолго станет моим самым нелюбимым праздником.