Джон Норман - Волшебники Гора

— Я вижу, что Ты, наконец-то, научился уважению, — заметил Аппаний.

— Да, Господин, — отозвался раб. — Спасибо, Господин.

Затем мужчина повернулся к Лавинии и сказал:

— Смазливая шлюха.

Женщина в испуге бросилась на пол и растянулась перед ним на животе. И, надо признать, она прекрасно выглядела там, на каменных плитках, голая, за исключением ошейника на её шее.

Аппаний резко развернулся, взметнув свои одежды, и покинул помещение. Двое из его слуг метнулись за ним. Зато двое других задержались, включая старшего, который, выглянув за дверь, заговорил со мной:

— Мы тут с парнями посовещались, и решили, даём за Мило серебряный тарск.

— Щедрое предложение, — признал я. — Значительная прибыль для меня.

— То есть, по рукам? — уточнил он.

— Нет, — усмехнулся я.

— Почему нет? — поинтересовался мужчина.

— В Аре есть свободные женщины, — объяснил я, — которые готовы выложить за него тысячу золотых.

Эти двое тут же обменялись взглядами. Кажется, до них дошло, что я знал об этом товарище несколько больше, чем пытался показать.

— Вот Ты, Лавиния, могла бы заплатить за него столько? — спросил я.

— Нет, Господин, — отрицательно покачала она головой. — Так много я бы заплатить не смогла.

— Положение, — щёлкнул я пальцами.

Лавиния немедленно перетекла с живота на колени, приняв позу, принятую среди гореанских рабынь для удовольствий, сидя на пятках, держа спину прямо, подняв голову, прижав ладони к бёдрам и широко расставив колени.

У моего раба перехватило дыхание от одного вида того, насколько красива она была и как она повиновалась. Возможно, он даже начал ощущать, какое это удовольствие, доминировать над женщиной и владеть ей.

— Ты смеешь смотреть на рабыню? — осведомился я у него.

— Простите меня, Господин! — вздрогнул он, опуская голову.

Несомненно, это стоило ему определённого усилия. Не так-то просто оторвать глаза от такой красавицы.

— Что насчёт десяти тысяч золотых монет? — спросил старший слуга.

— А у Тебя есть столько? — полюбопытствовал я.

— Я думаю, что мы сможем собрать такую сумму, сформировав компанию, — сказал он.

— Не думаю, что у тебя получится собрать столько в Аре сегодня, — заметил я. — Возможно, год — два года назад, это бы получилось.

— Я имел в виду людей из других городов, — сообщил мужчина, — даже с Тироса и Коса.

— Таких сумм Кос не тратит даже на всех своих наёмников за год, — заметил я.

— Возможно, — пожал он плечами. — Этого я знать не могу.

— Даже Талена, в золотом ошейнике, не принесла бы столько, — сказал я.

— Но она — женщина, — напомнил старший слуга.

Вообще-то, я полагал, что Талена могла бы уйти за такую сумму, конечно, не в качестве обычной рабыни, а в некой ситуации высокого достоинства, скажем, когда раздетая и закованная в цепи Убара, предлагается на приватном аукционе, возможно агентам Ченбара — Морского Слина, Убара Тироса и Луриуса из Джада, Убара Коса. Как раз в мои намерения входило проследить, чтобы она стала такой, что подобный вариант развития событий стал бы для неё неподходящим. Ну не хотел я оставлять для неё шансов на получение такого «достоинства».

— Тогда назовите свою цену, — предложил другой слуга.

— Он не продаётся, — ответил я.

— Понятно, — буркнул старший.

— Вам всё равно никто не предложит больше, — сказал другой.

— А я на это и не рассчитываю, — пожал я плечами.

— Аппаний бы тоже его не продал, — проворчал старший слуга обращаясь к своему коллеге.

— Но он сделал это, — напомнил я ему, — за бит-тарск.

Сердито хлопнув дверью, слуги Аппания вышли из комнаты. Они покинули нас тем же самым способом, что и их работодатель незадолго до них, через главный вход.

— Как по-твоему, сколько сейчас времени? — спросил я повернувшись к Марку.

— Думаю, шестой ан прошёл, — предположил он.

Пятый ан отмечает утро — ровно посередине между гореанской полуночью и полуднем, точно так же, как пятнадцатый ан является серединой вечера между полуднем и полуночью. Гореанские сутки делятся на двадцать анов, по крайней мере, в большинстве крупных городов. Также, в большинстве городов, ан имеет равную длительность. Однако, в некоторых городах, что интересно, длительность ана зависит от времени года. В этих городах так же, как и везде, день делится на десять анов, и ночь — на десять. Но, в связи с тем, что летом дни длиннее, а зимой короче, то и летний ночной ан, короче ночного зимнего. Понятно, что длительность суток в целом, остаётся той же самой, что и в любом из других городов.

Я окинул взглядом своего свежеприобретённого раба.

— Ты неважно выглядишь, — констатировал я.

— Мне плохо, Господин, — сообщил он.

Ну да, избили его знатно, надо признать.

— Ты думаешь, что то, что произошло здесь этим утром, необъяснимо? — поинтересовался я.

— Господин? — не понял Мило.

— Думаешь, что всё это было всего лишь вопросом вероятности и везения? — уточнил я свой вопрос.

— Я не понимаю, Господин, — признался раб.

— Это не случайность, — сообщил я ему. — Ты оказался в моей собственности в результате моего плана.

Мило пораженно уставился на меня.

— Ты был обольщён, — объяснил я, — и таким образом, оказался в ситуации, которая тебя полностью скомпрометировала, и в результате которой оказался в своём теперешнем состоянии, то есть моим рабом.

— Ай-и-и, — простонал он.

— Рабыня, конечно, действовала согласно моим приказам — добавил я и, заметив, что он посмотрел на Лавинию, поинтересовался: — А Ты получил разрешение смотреть на неё?

Мило мгновенно опустил глаза.

— Ты можешь смотреть на неё, — сообщил я ему.

Мужчина снова обратил свой укоризненный взгляд к Лавинии.

— Я могу говорить? — осведомился он.

— Да, — разрешил я.

— Скажи, Ты любишь меня? — спросил Мило у рабыни.

— Она не получила разрешение говорить, — напомнил я ему.

Лавиния бросила на меня полный мольбы взгляд. Её нижняя губа дрожала. Но я решил, что позволю ей говорить позже.

— Она хорошенькая, не так ли? — поинтересовался я.

— Да, Господин, — не мог не признать он, с изрядной долей страдания в голосе.

— Она — рабыня-соблазнительница, — сообщил я.

Лавиния всхлипнула и затрясла головой. Слезинка скатилась с уголка её глаза и прокатилась по щеке, оставив блестящую полоску.

— Ты не согласна, Лавиния? — осведомился я.

— Нет, Господин, — заплакала она.

— И не тебе возражать против этого, — бросил я рабу. — Не Ты ли, если я не ошибаюсь, достаточно часто выступал в роли раба-соблазнителя? Так что то, что судьба теперь повернулась к тебе другой стороной, и то, что теперь Ты, если можно так выразиться, оказался тем, кто попал в сети что, лично я считаю торжеством справедливости.