Джон Норман - Волшебники Гора

— Ладно, пожалуй, уже довольно поздно.

— Да нет, — пожала плечами Феба, — пока ещё рано, Господин.

— Думаю, что есть смысл вернуться в палатку, — заметил Марк.

— Хорошая идея, — поддержал я его. — Но, наверное, я ещё немного развлекусь здесь.

— О-о? — протянул Марк озадаченно, но, как мне показалось, не слишком разочарованно.

— Да, — кивнул я. — А вы идите.

— Мы возвращаемся в палатку, — сообщил Марк своей рабыне.

— Как пожелает Господин, — спокойно отозвалась та, и на мой взгляд, у неё неплохо получилось разыграть это спокойствие.

— Мне казалось, Ты сама хотела поскорее вернуться в нашу палатку, — заметил Марк.

— Я — рабыня, — вздохнула Феба. — Я должна повиноваться моему владельцу.

— Неужели тебе уже не хочется моего прикосновения? — поинтересовался юноша.

— Я — рабыня, — ответила она. — Я должна подчиняться желаниям моего господина.

— Понятно, — протянул мой друг.

— Я в вашем распоряжении, — сказала Феба, отвернув свою прекрасную маленькую головку в сторону, и глядя куда-то вдаль.

— Я это отлично знаю, — заверил её Марк.

— Да, Господин, — согласилась она.

Конечно, зря Феба отвела взгляд. Большая ошибка с её стороны. Прикосновение Марка оказалось для неё совершенно неожиданным. К тому же, оно оказалось настойчивым, бескомпромиссным и долгим.

— О-ой! — вскрикнула девушка.

Парень окинул её оценивающим взглядом. Рабыня полусогнувшись, так что поводок с её ошейник безвольно повис вниз, уставилась на него широко распахнутыми, удивлёнными, укоризненными, не верящими глазами. Затем её тело начало неудержимо дрожать. Её тонкие руки принялись выгибаться и извиваться в их путах. Наконец, ей удалось взять своё тело под контроль, и она замерла, даже не смея пошевелиться, так и стоя согнутой в талии.

— Пожалуйста, — прошептала Феба. — Пожалуйста, мой Господин!

— Значит, Ты думаешь, что сможешь заинтересовать меня, двигаясь на коленях? — осведомился Марк.

— Да! — заверила его рабыня.

— И на спине? — уточнил он. — И на животе?

— Да!

— А как насчёт на боках? — поинтересовался юноша.

— Да! — ответила девушка.

— Может быть, Ты даже хочешь продемонстрировать мне это? — предположил Марк.

— Да! — отчаянно закивала Феба. — Конечно!

— Возможно, тебе придётся делать это связанной, — предупредил её он.

— Да, Господин! — воскликнула рабыня. — Свяжите меня!

— У тебя есть какие-либо пожелания, какие-либо просьбы? — полюбопытствовал парень.

— Отведите меня в палатку! — взмолилась она. — Заберите меня туда!

Марк не сводил с неё оценивающего взгляда.

— Я умоляю о вашем прикосновении, мой Господин! — выдохнула девушка.

— О-о? — заинтересованно протянул её хозяин.

— Я прошу этого! Я умоляю об этом, мой Господин, — всхлипнула она.

— Косианская шлюха! — внезапно прорычал Марк.

— Ваша рабыня, всего лишь ваша рабыня, Господин! — заплакав, поправила его она.

Наконец, мой друг, окончательно потеряв контроль над собой, что-то сердито рыкнув, просто сгрёб её в охапку и, перебросив девушку через плечо, головой назад, конечно, как и принято носить рабынь, сорвался с места. В последние мгновение, перед тем как они скрылись в темноте, я успел увидеть глаза Фебы, дикие, испуганные, благодарные и торжествующие.

— Горячая маленькая вуло, — засмеялся им вслед мужчина.

— Это точно, — поддержал его другой.

— От неё сейчас можно костёр зажигать, — прокомментировал третий.

— Интересно, сколько он за неё хочет? — поинтересовался первый.

— Не думаю, что у него есть намерения продать её, — огорчил его я.

Теперь я, как и все остальные, всё своё внимание уделил танцевальному кругу. По мере того, как одних красоток выхватывали из него их возбуждённые владельцы, к кругу появлялись новые. Теперь уже трудно было сосчитать их количество, но не меньше полутора десятков. Но какое это было захватывающее зрелище! И как прекрасны могут быть женщины!

— Отвратительно! — возмущённо заявила свободная женщина, появившаяся поблизости.

Честно говоря, я даже не заметил, как она появилась и откуда она вообще здесь взялась, настолько поглощён был созерцанием танцующих красоток.

— Пошла прочь отсюда, шлюха! — недовольно бросил ей крестьянин.

Свободная женщина даже задохнулась от возмущения, но скандалить не стала, и поспешила исчезнуть в темноте. Крестьяне далеко не всегда терпимы к благородным дамам. Впрочем, они также и не имеют ничего против них, особенно когда те попадают в их руки, скажем, после падения города, или если их захватили и, по той или иной причине, сознательно продали в деревню. Подозреваю, что этим суровым парням скорее даже нравится иметь таких изящных женщин, которые, вероятно, ещё совсем недавно, будучи благородными и рафинированными дамами имели обыкновение унижать или презирать их касту. Наверное, приятно видеть их у своих ног, голых и связанных по рукам и ногам грубыми верёвками. Бывает, что крестьянин спрашивает свою изящную собственность, довольна ли она тем, что теперь принадлежит ему. Если она отвечает отрицательно, то он избивает её за это. Если женщина отвечает утвердительно, то её также ждёт порка, на этот раз за ложь. Впрочем, женщины быстро постигают различные необходимые в деревне умения и навыки. Плеть им здорово помогает в этом. Что интересно, эти женщины, попав под власть этих сильных мужчин, очень часто становятся превосходными сельскими рабынями. Позже им даже могут разрешить спать в хижине, в ногах их хозяина. Иногда.

— Вон та, здорово танцует, — указал мне мужчина.

— Точно, — согласился я.

— Кажется, волосы у неё тёмно-рыжие, — заметил его сосед. — При таком свете трудно рассмотреть.

— Ага, — кивнул первый.

Тёмно-рыжие волосы чрезвычайно высоко ценятся на невольничьих рынках. Мне сразу как-то вспомнилась одна знакомая рабыня, Темиона, которая теперь, насколько я знал, была в собственности Бортона, курьера Артемидория с Коса. Её волосы были именно такого, изумительного тёмно-рыжего оттенка. К тому же, к настоящему времени, они у неё должны были уже изрядно отрасти, за те несколько месяцев, что прошли с тех пор, как её обрил хозяин «Кривого тарна».

Я заметил, что свободная женщина вовсе не ушла, я всего лишь отошла за пределы освещённого круга, и теперь стояла там, на свободном пространстве, позади мужчин. С этого выгодного положения она продолжала наблюдать за танцевавшими рабынями. Признаться, меня это несколько озадачило. Если она нашла такую красоту, освобождение чувств и радость от доставляемого другим удовольствия, такую реальность и честность, великолепие находящихся в собственности женщин перед их рабовладельцами, оскорбительными и отвратительными, тогда зачем смотрела? Что же такого интересного для себя увидела она в этом кругу? Что же так привлекло её, что столь очаровало в этом зрелище? Как и все свободные женщины, она, почти наверняка, была полна запретов, комплексов и неудовлетворённости. Она не отрывая глаз, всматривалась в круг. Как знать, не видела ли она там себя, одетую в тряпку и ошейник, извивающуюся и крутящуюся вместе с другими, такую же красивую и живую, уязвимую и беспомощную, принадлежащую как они. Может она представляла себе, как её господин поднимает плеть, вынуждая её удвоить усилия, чтобы доставить ему удовольствие и избежать наказания. Честно говоря, я бы не удивился тому, что она, стоя там, в темноте, и делая вид, что просто наблюдает, каждой клеточкой чувствовала танец в своём теле, все его бесчисленные движения, каждое па ног, взмах рук, перемещение живота, наклоны тела, всю цельность своей женственности. Возможно, она жаждала, чтобы нашёлся тот, кто сорвёт с неё тяжёлые одежды, наденет на неё ошейник и втолкнёт в круг. Уж я-то не сомневался, что она приложит все усилия и даже больше, чтобы такой мужчина остался бы ею доволен. В действительности, лучше бы ей в таком случае очень постараться! Но как странно было то, что она, свободная женщина, задержалась в таком месте. Они вообще бывают непостижимы. Приходило на ум гореанское высказывание о том, что свободная женщина — загадка, разгадкой которой является ошейник.