Джон Норман - Волшебники Гора

— Мы готовы позволить тебе это, — сообщил я.

— Нет, — упёрся стражник.

— В этом не будет никакого позора или бесчестья, — намекнул ему я.

— Нет, — отрезал он.

— Тебе даже не придётся торопиться, — пообещал я.

— Каждого по отдельность я вас нисколько не боюсь, — заявил мужчина.

— Тогда защищайся, — усмехнулся я, и едва он встал в оборонительную стойку, бросил Марку: — Оставайся сзади.

Как только я произнёс свой приказ Марку, как под испуганный вскрик Фебы, стражник сделал свой выпад. Наши клинки скрестились всего три раза, прежде чем мой замер перед его лицом, в то время как его находился далеко в стороне. Округлившиеся от удивления глаза стражника сошлись на острие моего меча, он отступил назад, бледный и потрясённый. Впрочем, парень быстро пришёл в себя и мы сошлись снова, однако уже через мгновение, ситуация повторилась, и ему пришлось отступить опять, на сей раз покачиваясь.

— Ай-и-и, — крикнул он и пошёл в отчаянную атаку.

Было заметно, что делая этот выпад, он уже не надеялся на успех. Уже в следующее мгновение его меч летел в одну сторону, а сам он в другую. Его полёт прервали камни мостовой, а моя нога на его груди не позволила ему взлететь снова, как и мой мече у его горла. Косианец дикими глазами уставился на меня.

— Бей! — выкрикнул он.

— Вставай, — бросил я ему. — Меч в ножны.

Он, покачиваясь, поднялся на ноги, и не сводя с меня настороженного взгляда, подобрал и вложил свой меч в ножны. Только после этого я спрятал мой клинок.

— Почему Вы меня не убили? — спросил косианец.

— Я же тебе намекнул, что не собираюсь убивать, — пожал я плечами.

— Я не новичок с мечом, — сказал он, глядя на меня.

— Согласен, — кивнул я.

— Но я никогда не встречал такой стремительности и искусности, — признал мужчина. — Это всё равно, что защищаться от ветра или молнии.

Я не стал отвечать на его лесть. По сути, мне даже стало грустно, и я почувствовал себя немного беспомощным. Во многом я был мужчиной весьма средних способностей, у которого множество недостатков, и который совершает одну ошибку за другой. Каким бы нелепым это не казалось, думал я, но среди тех немногих талантов, которыми мне довелось обладать и выделяться среди прочих людей, оказались лишь те немногие, которые обычно связываются с разрушением. Что за ценность у этих талантов, часто спрашивал я себя. Какова ужасная цена таких навыков? В чём ценность умения попасть в бегущего человека из большого лука с двухсот ярдов, вгонять кайву в круг из двух хортов с двадцати шагов, владеть мечом со скоростью, с какой другие могли махать разве что ножом? В чём смысл этих ужасных навыков, для чего их можно использовать? Впрочем, я быстро заставил себя вспомнить, что для подобных навыков частенько находится широкое применение, и что культура, с её великими искусствами, музыкой и литературой, может процветать только в границах очерченных мечом. Возможно, действительно есть своя роль у одиноких парней на стене, у пограничников в патруле, у гарнизонов дальних застав, у стражников в городе, вышагивающих по своему маршруту. Все они, так или иначе, своим скромным неприметным способом несут службы, обеспечивая культуру. Без них не возможна её слава. Без них даже не смогли бы существовать их критики.

— Ты в порядке? — осведомился я.

— Да, — заверил меня он.

Я вспомнил также и об играх войны. Как можно было забыть о них, о всей их удивительности? Почему некоторые мужчины так ищут войны, пересекая множество земель, ради того, чтобы найти их? Да потому, что у них есть вкус к таким приключениям. Просто потому, что там, где другие боятся носа высунуть, они находят для себя биение жизни. Только тот, кто побывал на поле боя, знает, что такое страдание, ужас, напряжение, пульсирующая в ушах кровь, бешеный стук сердца, адреналин и истинная цена жизни. В чём ещё, кроме, разве что, арены, где ставки куда ниже, может проявить себя сила мужчины, мужчины со всей его жестокостью и жёсткостью, его беспощадностью и безжалостностью, этими древними достоинствами человеческого рода, наряду с преданностью, духом товарищества, храбростью, дисциплиной и славой? В каком другом стремлении — человек, в его слабости и силе, ужасности и благородстве, может настолько полно проявить себя? Что есть война для воина? Конечно, это нечто большее, чем просто созерцание пылающих городов и шаги по залитому кровью полю. Конечно, это не только серебряное блюдо, или золотые кубки, ни даже женщины, лежащие голыми в цепях, дрожащие на земле, от осознания, что отныне они имущество, которое должно повиноваться. На мой взгляд, это скорее соревнование, в которого человек рискует всем ради победы. Безусловно, я имею в виду войну воинов, а не технического персонала и инженеров, войну мужчин, а не машин и взрывчатки, не микроскопических союзников и отравленного воздуха, войны после которой рои крошечных ползающих на шести лапах существ унаследуют землю.

— Значит Ты не из Ара, — заключил стражник.

— Нет, — ответил я.

— Действительно, в это трудно было бы поверить, — признал косианец, и не дождавшись моего ответа, намекнул: — Кос, мог бы использовать такие мечи, как у вас парни.

— Признаться, я как раз подыскиваю себе занятие, — кивнул я.

— Тогда заходите в бараки городской стражи, — предложил незнакомец.

— Мы подумаем, — уклончиво ответил я.

— На вашем месте я бы покинул это место, — заметил он. — А также, я бы воздержался вмешиваться в работу на стенах.

— Понимаю, — усмехнулся я.

— Хорошенькая у вас рабыня, — похвалил мужчина.

— Это рабыня моего друга, — сообщил я, а смущённая Феба быстренько сместилась назад, поближе к Марку. Рабыням на Горе стоит быстро привыкать к тому, что их откровенно рассматривают мужчины, а также и оценивают с точки зрения имущества, каковым они собственно и являются. Они быстро узнают, что их могут как приобрести, так и избавиться, как купить, так и продать или подарить, с лёгкостью и непринужденностью в любой момент времени.

— Она из Ара? — уточнил косианец.

— Нет, — ответил Марк, усмехнувшись.

— Ты в этом уверен? — осведомился стражник.

— Более чем, — заверил его Марк.

— Многие женщины Ара отлично смотрятся в рабских туниках, босыми и в ошейниках, — засмеялся косианец.

— Несомненно, — не стал спорить я.

— Они все должны быть рабынями, — заявил он.

— Точно так же, как ими должны быть и все остальные женщины, — заметил я.

— Верно, — согласился мужчина.

Признаю, меня действительно забавляло думать о гордых женщинах Ара, «Славного Ара», как о рабынях. Такая судьба казалась мне полностью оправданной для них, в особенности для некоторых из них.

— Давай-ка уже подумаем о возвращении к нашему жилищу, — предложил я Марку.