Джон Норман - Танцовщица Гора (ЛП)

Я заметила, что иногда, когда я танцевала во время занятий, глаза Мируса, да и других мужчин работавших на Хендоу, сверкали, когда они смотрели на мой танец. Иногда они облизывали губы, почти как если бы я была едой. А вчера, в конце моего последнего урока, когда в водовороте музыки, я опустилась на пол в положении презренного подчинения танцовщицы перед мужчинами, я услышала, как некоторые из них одобрительно закричали и неоднократно, отчаянно ударили себя ладонью правой руки по левому плечи. Потом они столпились вокруг меня. Стоя на коленях, я кожей ощущала их ноги и плети рядом со мной. Воображение рисовала картинки одну мрачнее другой, в голове бился вопрос, сколько ударов плетьми я могла сейчас получить, и сколько их потом мне придётся торопливо поцеловать. Я боялась, что они изобьют меня до полусмерти. Но…

— Изумительно!

— Превосходно!

— Великолепно!

Похвалы сыпались одна задругой. Наконец, Мирус, почти силой отодвинув их от меня, приказал им вернуться к их обязанностям. Недовольно ворча они разошлись и покинули комнату. После того, как все ушли, даже музыканты, и мы остались одни, я, всё ещё стоя на коленях у его ног, подняла голову и посмотрела на него. Это был тот, первый среди этих мужчин, и второй после Хендоу, моего хозяина, кому я должна была отчаянно стремиться понравиться.

— Господин? — окликнула я его, выводя из задумчивости.

— У тебя талант, — сухо заметил Мирус.

— Спасибо, Господин, — отозвалась я и, изящно склонив голову, поцеловала его ноги, в знак уважения и благодарности.

Почему-то он излишне резко, как мне показалось, отвернулся от меня, и направился к выходу.

— Господин! — окликнула я его.

Он остановился и оглянулся на меня.

— Что? — спросил Мирус.

— Я могу говорить? — осторожно осведомилась я.

— Говори, — кивнул мужчина.

— Когда меня собираются вывести в зал? — задала я давно мучивший меня вопрос.

— Тебе ещё не сказали? — удивился он.

— Нет, Господин, — теперь уже удивилась я.

— Завтра вечером, — бросил Мирус, развернулся и вышел вон.

Я ещё долго в одиночестве простояла на коленях там, зале для занятий. Завтра ночью я должна буду выйти в зал. Я дрожала от возбуждения пополам со страхом. Но я же, ещё была не готова! Но всё же, суждение относительно моей готовности должна была принимать не я. Скорее это было в компетенции моих владельцев. Они решили за меня. «Готова», таков их вердикт. Безусловно, я была готова примерно так же, как может быть готова любая «новая девушка». Похоже, мне для меня пришла пора просто начать, начать становиться рабыней. Могла ли я действительно быть готова начать делать это, спрашивала я себя. В памяти всплывали лица мужчин, что несколько минут назад окружали меня. Да, подумалось мне, возможно, мои хозяева правы. Возможно, я и правда, готова открыть следующую страницу своей истории. Я вздрогнула и уставилась в пол. Как они смотрели на меня! Как нетерпеливо, возбуждённо, смакуя и упиваясь мной, они смотрели на меня, зная, что я танцовщица, что я в ошейнике, что я могу принадлежать им. Я вспомнила Мируса, которому понадобилось здорово постараться, чтобы отогнать их от меня. Наверное, также тяжело было бы вынудить голодных львов отказаться от куска мяса. А ещё я не могла забыть, как Мирус сам, с внезапной резкостью отвернулся от меня в конце, когда мы остались одни. Мне показалось, что я поняла причину этого. Просто он, так же, как и другие, счёл меня небезынтересной. Действительно, первый его вопрос который он задал мне в этом доме, сразу после того, как извлёк меня из одеяла, и я оказалась перед ним голой и со скованными за спиной запястьями, не была ли я «белым шёлком». Думаю, если бы я не была таковой, то он мог бы прямо там, как я была, не снимая наручников, разложить меня на одеяле. А теперь ещё эта его резкость. Я улыбнулась, смотря вниз на доски пола. Похоже, что он не доверял себе, раз не решился долго оставаться со мной наедине. Я вдруг ощутила, что у меня была огромная власть над мужчинами. Оказывается, что можно много чего добиться, просто, будучи красивой женщиной, такой как я, например. И у меня была эта власть, пусть даже я и была в ошейнике, а, возможно, особенно потому, что я была ошейнике, поскольку это, как оказалось, сделало меня в тысячу раз привлекательнее для них. Впрочем, эйфория ушла так же быстро, как и пришла, я поняла, что, в конечном итоге, не было у меня никакой власти, поскольку я была рабыней. Я могла быть поставлена на колени или уложена на спину по первому слову, по щелчку пальцев. А ещё я боялась выходить в зал. Меня трясло от страха то осознания того, что завтра мне предстояло начать жизнь рабыни. Я надеялся, что мужчины найдут меня привлекательной. Я надеялся, что в конце этого вечера я не буду избита до полусмерти.

Я открыла глаза. Я по-прежнему прислонившись к стене сидела у порога за которым был зал, куда вскоре мне предстояло выйти.

Мужские шаги. Кто-то приближался ко мне. Скорее встать на колени.

— Ты в порядке? — спросил Мирус.

— Да, Господин, — ответила я. — Спасибо, Господин.

— Похоже, что сегодня вечером наш дом полон, — заметил он, выглядывая за занавес. — Доходит девятнадцатый ан.

— Да, Господин.

— Мы не будем начинать ровно в девятнадцать, — объяснил он. — Помаринуем их немного, пусть побеспокоятся.

— Да, Господин, — прошептала я, ещё плотнее прижимая к себе простыню, и испуганно глядя на него.

Я была всего лишь рабыней в присутствии свободного мужчины. Мирус развернулся и ушёл. Я осталась стоять на коленях. Я даже не знала, могла ли я изменить позу.

Снаружи были мужчины, гореанские мужчины. И этой ночью мне предстояло танцевать перед ними. А я даже не знала, могла ли я встать на ноги.

Из зала послышался приближающийся перезвон рабских колокольчиков. Я хотела было подняться, но занавеска резким броском отлетела в сторону.

— Ага, — усмехнулась Сита, — вот Ты где. Поздравляю, Ты именно там, где тебе надлежит быть, земная шлюха стоящая на коленях.

— Да, Госпожа, — покорно опустив голову, сказала я ей.

Я должна была обращаться ко всем рабыням в доме Хендоу не иначе, как «Госпожа». В действительности, это требование должно было быть отменено, ибо его поставили в зависимость от моего старания и прогресса, но по той или иной причине, пока не отменили. Подобное иногда делается с новыми девушками. Это помогает соблюдать дисциплину среди рабынь. Как только это требование будет с меня снято, я смогу называть остальных рабынь, за исключением «первой девушки», по их собственными именами. Как раз такой новой девушкой я и была. А первой девушкой была Тупита. Именно её все мы должны были называть «Госпожой». Признаться, меня порадовало, то это не Тупита откинула портьеру и обнаружила меня стоящей на коленях. Сите я не нравилась. К тому же она была прихлебательницей Тупиты, и частенько доносила ей на других девушек.