Джон Норман - Наёмники Гора (ЛП)

Она возмущённо промычала один раз.

— Уверен, Ты не станешь критиковать моё любопытство, — заметил я. — Ведь нельзя же каждый раз ожидать, что встретишь голую свободную женщину, прикованную цепью в алькове рабского борделя.

Мои исследования различных мест на предмет наличия клейма имели и дополнительный эффект, я выяснил, что на женщине ничего не было, за исключением кандалов, конечно.

Ответом на моё замечание, стало множество сердитых звуков.

— Ты сердишься? — осведомился я.

Она снова промычала один раз, весьма сердито, судя по всему.

— Похоже, Ты злишься, не так ли? — уточнил я.

Новое мычание, ещё более сердитое, за которым последовала целая серия сердитых звуков.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — предположил я.

Снова раздражённое одиночное мычание.

— Подозреваю, Ты хотела бы, чтобы я вытащил кляп из твоего рта?

Короткое мычание. Очень настойчивое. Я подождал. Звук повторился.

— Ага! — воскликнул я. — Так Ты не хочешь, чтобы я вынимал кляп.

Женщина отчётливо проскулила дважды.

— Значит, ты всё-таки хочешь, чтобы я убрал кляп? — спросил я.

Она прохныкала один раз, очень отчётливо, очень ясно, только один раз.

— А я всё никак ни как не догадаюсь этого сделать, не так ли? — усмехнулся я. — Возможно, Ты думаешь, что я забыл это сделать, что это просто вылетело у меня из головы. Однако, это не так. Я всего лишь интересовался, тогда и теперь, хотела бы Ты удалить кляп изо рта или нет. Именно это мне и было любопытно. И это — всё. У меня не было никаких намерений вытаскивать его. Мне совершенно не интересно, что Ты можешь мне рассказать.

Мычание сразу стало испуганным и несколько озадаченным.

— Именно так, — подтвердил я, взяв женщину за шею правой рукой под подбородком, и резко потянул вверх, запрокидывая её голову.

Пленница издала испуганный звук.

— Ты находишься не в том положении, — пояснил я, — чтобы сердиться, злиться, проявлять нетерпение или высокомерие.

На этот раз она не проронила ни звука.

Я снова положил на неё руку. Она испуганно заскулила и попыталась отстраниться, вжимаясь в стену алькова. Бесцеремонно взяв её лодыжки в руки, я позволил ей какое-то мгновение сопротивляться мне, а затем рывком широко развёл её ноги в стороны.

— Ты поняла, что я имею в виду? — поинтересовался я.

Она жалобно проскулила один раз.

— Молодец, — похвалил я.

Стоило мне выпустить её щиколотки из моих рук, как она торопливо сжала их вместе и, подтянув колени к груди, повернулась ко мне правым боком.

— Это ведь Тебя принесли в мешке этим вечером? — уточнил я.

Одно хныканье.

— Ты красивая? — полюбопытствовал я.

Двойное хныканье.

— Значит, мне нет никакого смысла в том, чтобы задерживаться с Тобой, не так ли?

Женщина снова проскулила дважды.

— Пожалуй, зажгу-ка я свет, — сказал я.

Она жалобно пискнула два раза.

— И если я обнаружу, что Ты солгала мне, то я использую Тебя в качестве рабыни, — добавил я.

Снова двойной писк.

— Хорошо, — усмехнулся я. — Даю Тебе ещё один шанс. Ты красивая?

Она расстроено простонала один раз.

— Или, по крайней мере, Ты думаешь, что красивая, — уточнил я.

Снова одиночный звук.

— В таком случае, может мне стоит попользоваться Тобой, — заметил я.

Двойное поскуливание, очень жалобное.

— Если Ты — свободная женщина, то, исходя из того, что я слышал, где-то здесь может быть оно, — задумался я, проводя рукой по стене алькова. — Да, точно, вот оно.

Мои пальцы наткнулись на свисавший с гвоздя моток пеньковой верёвки и кожаный шнурок с нанизанной на него монетой, по-видимому, тот самый пробитый бит-тарск. Это должны будут использовать, насколько я помню, со слов моей сопровождающей, если её пребывание в борделе окажется нескучным для клиентов.

— Здесь моток верёвки, — сообщил я. — Знаешь для чего она?

Явно испугавшаяся женщина проскулила дважды.

— Для того чтобы связать Тебя, — объяснил я. — Если за сегодняшний вечер Тобой здесь хотя бы раз попользуются, то утром Тебя выставят голой, в переулке, а руки свяжут за спиной именно этой верёвкой.

Она возмущённо промычала два раза.

— А ещё здесь есть монета, бит-тарск, пробитый и нанизанный на кожаный шнурок. Знаешь, для чего он нужен?

Двойное мычание.

Взяв шнурок с монетой, я обнял женщину за талию и завязал шнурок у неё за спиной. Монетка оказалась на животе. Большим пальцем я вдавил медный диск в её живот, чтобы она могла чётко ощутить его форму и почувствовать его местоположение. Убедившись, что пленница всё это осознала, я убрал палец, позволив монете спокойно висеть на её животе.

— Эта монета, именно таким образом будет привязана к Тебе утром, если, конечно, кто-нибудь захочет воспользоваться твоей беспомощностью в течение этой ночи. Это скажет всем, кто Тебя увидит, что Тебе пришлось обслужить мужчину. Тебе дают эту монету, потому что Ты — свободная женщина. Это — твоя оплата. Замечу, что монета эта, самой низкого номинала, какая только имеет хождение на Горе, да ещё и пробитая. Это, своего рода, оценка твоих способностей.

Послышался стон отчаяния. Но я всё же снял шнурок и монету с её талии, и отложил в сторону вместе с верёвкой.

На этот раз в её стоне послышались нотки благодарности.

— Я знаю, что Ты — свободная женщина, — сказал я, — но, я надеюсь, теперь, в свете недавних событий, Ты готова, изменить своё поведение и стать, по крайней мере, минимально вежливой, соблюдать некие основные правила приличия, и вести свою жизнь и дела, хотя бы в соответствии с простыми канонами обычной вежливости и любезности?

Женщина промолчала. Тогда я прижал руку к её телу, и она поспешно проскулила один раз.

— Молодец, — похвалил я. — Судя по тому, что кому-то пришла в голову мысль притащить Тебя сюда, скорее всего в наказание, можно сделать вывод, что Ты была чем-то вроде самки слина.

Из темноты донёсся один короткий стон.

— Но Ты же теперь собираешься измениться, не так ли? — осведомился я.

Однократное мычание в ответ.

— Видишь ли, — сказал я, кладя руку на её бедро, которое она туту же попыталась отдёрнуть, — в действительности это совсем не суровое наказание. С Тобой могли сделать множество других вещей, гораздо хуже этого. Например, из места подобного этому, не было бы большой хитростью, доставить Тебя к какому-нибудь работорговцу. Кстати, не исключено, что ближе к утру работорговцу уже назначена встреча с Тобой в этом алькове. Я не знаю.

Она заскулила в ужасе.

— Тебя могут заклеймить и наградить ошейником прямо здесь, уже следующим утром, — добавил я, — а потом, кляп в рот, мешок на голову, руки в наручники, и едет из города к месту своей первой продажи, ещё одна свеженькая беспомощная рабыня.