Джон Норман - Наёмники Гора (ЛП)

— Не знаете, за что они решили пошутить со свободной женщиной подобным образом? — полюбопытствовал я.

— Возможно, она доставила им неприятности того или иного рода, — предположила она, — и они решили, что было бы неплохо, чтобы открыла для себя то, чем должна быть женщина на самом деле.

— Понятно, — кивнул я.

— Вон она, видите, — указала женщина. — Сейчас её отволокут в один из альковов расположенных в туннелях.

В этом зале имелись выходы, по ту сторону открытого пространства, ведущие в различные туннели, внутри которых располагались клетки и альковы. Из-за этих туннелей заведение и получило своё имя.

— Вижу, — ответил я.

Мы проводили взглядом мужчину, присевшего и вошедшего в один из невысоких лазов, мешок с его беспомощной извивающейся обитательницей, он теперь тащил за собой волоком. В тех тоннелях вообще невозможно было выпрямиться во весь рост. Зачастую там приходилось фактически ползать.

Музыканты на время прекратили играть.

— Интересуетесь свободными женщинами? — поинтересовалась она.

— Не особенно, — отмахнулся я.

— А давайте мы покажем Вам одну, — усмехнулась она, обернувшись к одной из своих товарок, позвала: — Эснэ, приведи Леди Лабэйну.

Через некоторое время одна из экипированных женщин появилась из боковой двери, ведя на цепи прекрасную босую женщину, одетую в запахивающуюся тунику. Едва её подвели к моему столу, как она не дожидаясь распоряжения, опустилась на колени.

— Она хорошенькая, не так ли? — спросила меня работница борделя.

— Да, — признал я.

— Она — пленная свободная женщина, — сообщила Эснэ. — Мы держим её по прозьбе одного друга.

— Понятно, — кивнул я.

— Распахни тунику, — приказала она коленопреклонённой красотке.

Женщина послушно развела в стороны полы своей туники.

— Симпатичный экземпляр, не правда ли? — усмехнулась женщина в коже.

— Да, — не мог не согласиться я.

— Разведи колени, — приказал я женщине.

Она без колебаний выполнила мой приказ, продолжая держать тунику распахнутой.

— А Вы уверены, что она свободна? — уточнил я.

— Можете не сомневаться, — заверила меня служащая борделя.

— Кажется, что она вполне могла бы быть рабыней, — заметил я, оценив прелести женщины, при этом заработав от неё благодарный взгляд.

— Нет, она свободна, — заявила служащая, — хотя теперь, если быть честной, у неё, несомненно, есть некоторое понятие того, на что могла бы походить жизнь рабыни.

— Ну, полного представления об этом иметь нельзя, пока действительно не окажешься в рабстве, — пожал я плечами.

— Это верно, — согласилась со мной женщина в коже.

— Ну и как Тебе живётся здесь? — спросил я женщину.

— Я ношу цепь на шее, — ответила она.

— Это я вижу, — улыбнулся я.

— Ты можешь опустить руки, но не смей запахивать тунику, — бросила ей служащая.

— Каким образом она служит в этом доме? — поинтересовался я.

Напомню, что она была босой, практически голой, если не считать символической туники, и с цепью на шее. Эти вещи уже предлагали некоторые ответы на мой вопрос.

— В основном, как обычная рабыня, но с минимумом их умений, — ответила служащая.

— Они не хотят делиться со мной своими тайнами, — пожаловалась мне женщина.

— Им приказали не делать этого, — объяснила женщина в коже, — а наши приказы для рабынь важнее любого, который они могли получить от неё.

— Но они сами рады не говорить мне этого! — всхлипнула она.

— Конечно, — усмехнулась служащая борделя. — Ведь они — рабыни, и Ты просто свободная женщина. Кроме того, зачастую лучше, чтобы тайны рабынь оставались между ними и их владельцами.

— Мы даже не собираемся обучать её, — вмешалась в разговор Эснэ.

— Это стоило мне многих синяков, — пожаловалась свободная женщина.

— А почему бы не выдрессировать её? — полюбопытствовал я.

— Дрессировка была бы неподобающей для неё, как для свободной женщины, — заметила та из женщин, что привела меня сюда. — Это могло бы шокировать и ужаснуть её. Мы же, не хотим этого, не так ли, Леди Лабэйна. И вообще, маловероятно, что она могла бы полностью осознать значимость этого, поскольку она свободна, и таким образом не в состоянии полностью понять этого, ведь дрессировка предназначена для тех, кто полностью осознал беспомощность того, что находится в глубинах их собственного живота.

— Вы удерживаете её ради выкупа? — осведомился я.

— Нет. Хотя поначалу Ты на это надеялась, разве не так, Леди Лабэйна?

— Так, — признала женщина, опуская голову.

— Но когда стало известно, что она была захвачена, — усмехнулась женщина в коже, — её семья отреклась от неё и отказала ей в Домашнем Камне.

— Всё равно, моя жизнь как свободной персоны не доставляла мне удовлетворения, — заявила женщина.

— Следи за своим языком, пленница, — бросила женщина, держащая в руках её цепь.

— Мне кажется, — заметил я, — что теперь Ты не являешься ни полностью свободной женщиной, ни рабыней.

— Это развлекает их, — сказала Леди Лабэйна, — держать меня в своей власти, как свободную женщину, предоставляя клиентам в этом качестве.

— Иногда такие женщины имеются в подобных местах, — кивнул я.

— Вы не представляете того, что я делаю здесь, — сказала она, подняв на меня глаза, — что они заставляют меня делать!

— Ну, вообще-то могу представить, — заверил её я.

— Большая часть того, что она делала здесь, является обычной работой рабынь, — поведала мне Эснэ, женщина, державшая её на цепи. — Например, нас забавляет видеть как она голая, на четвереньках и в цепях, скоблит полы.

— И конечно, по случаю, она предоставляется для использования Вашими клиентами, — усмехнулся я.

— Само собой, — кивнула, Эснэ, — не так ли, Леди Лабэйна.

— Да, — признала стоящая на коленях женщина.

Я полюбовался ей, широко раскинувшей ноги, распахнувшей тунику, выставившей напоказ все свои прелести.

— Зато я изучила здесь кое-что, о чём я никогда даже не мечтала, будучи свободной женщиной, — призналась пленница. — Я оказалась в состоянии ощутить здесь экстаз неволи, экстаз жизни, необычайно чувственной, жизни под строгой дисциплиной, жизни в которой я должна повиноваться, жизни в которой должна, отдавать себя полностью, и под угрозой сурового наказания, и даже смерти, если мной будут недовольны, жить впредь исключительно для служения и любви.

— Ты прославляешь радости любящей рабыни, конечно, — заметил я, — а не горе женщины, которой приходится ползать под плетью ненавистного рабовладельца.

— А разве Вы думаете, что любящая рабыня не ползает в ужасе под плетью своего, пусть любимого, но рабовладельца? — спросила она.

— Ты сама знаешь, что любящая рабыня — всё равно рабыня, — пожал я плечами, — и возможно даже больше рабыня, чем любая другая.