Джон Норман - Лицедеи Гора (ЛП)

Я продолжил свою работу, стараясь не думать о приближающейся зубастой смерти. Часть шкуру была сорвана. Работая ребром ладони, как ножом, я втискивал ей между шкурой и горячим подкожным жиром. Потом я поставил ногу на грудную клетку и надавил, ослабил давление, снова надавил, и опять ослабил, затем, выворачивая грудную клетку, потащил шкуру, понемногу стягивая её с тушки. Не отрываясь от работы, бросил взгляд на стремительно приближающихся слинов. Я уже мог разглядеть их горящие нетерпеливой яростью глаза. До меня им оставались считанные ины. Большая часть шкуры была в моих руках, но времени на её отделение от безвольно болтавшейся головы у меня уже не оставалось. Наступив ногой на окровавленные останки, я диким рывком оторвал свою добычу то тела и внутренностей и, прижимая это обеими руками к бёдрам, вошёл в стаю.

Свежесодранная шкура была ещё тёплой, влажной и липкой. Мои ноги и бедра были покрыты кровавыми потёками. Я протискивался между уртами, стремясь увеличить расстояние между мной и границей стаи. Мех грызунов был теплым и маслянистым. Я даже чувствовал их ребра и движение мускулов под кожей животных. Носы их поворачивались вслед за мной. Я торопливо, не разбирая дороги, прорывался к центру стаи. В этот момент первый слин достиг края этого живого бурого озера и, не заботясь о последствиях, нырнул в него вслед за мной. Он, азартно порыкивая, проворно побежал прямо по телам плотно стоявших уртов. Его челюсти щёлкнули в считанных дюймах от моей ноги, но на большее у него не осталось времени. Он повалился на землю под напором разъярённых грызунов. Я же продолжая расталкивать уртов, двигался к противоположному краю стаи, до которого ещё оставалось не меньше полтораста ярдов. Вдруг, позади меня снова раздался тот самый ужасный визг урта — сигнал опознания чужака.

Слин — упорный следопыт, говорил я себе. Он — бесстрашный, решительный, упрямый охотник. Такие мысли мелькали в моей голове раньше, когда я только подошёл к краю стаи. Казалось, они призывали меня обратить на что-то внимание, на что-то важное, но, в тот момент я никак не мог ухватить их истинного значения. Тогда, они так и застряли на границах моего сознания. Но теперь, я понял то, с чем забавлялся мой мозг. Изумительная, поразительная возможность, в которой в тот момент я не смог полностью разобраться. И эта возможность, теперь, когда я полностью был осведомлён о ней, казалась безнадёжно устаревшей, но всё равно необыкновенно интригующей. Но разве я не поступил инстинктивно и немедленно, практически так, как было единственно возможно, в полном соответствии с моим озарением, которое только теперь полностью выкристаллизовалось в моём сознании? Именно так я и действовал. То, что в тот момент было всего лишь намёком, свербящей, интригующей мыслью, которую я едва мог ухватить, в кризисный момент, стало подсознательным побуждением к действию. Мне требовался только способ прохода сквозь стаю. Но найдя его, я и все остальные части головоломки расставил по своим местам. Никто не мог преследовать меня через стаю уртов. Никто, даже слины.

Я пробирался дальше. За моей спиной послышался всё усиливающийся визг. Слин — упрямый охотник. По-своему, это — замечательное животное. Он не умеет сдаваться, но никогда не отступает. Я обернулся, чтобы удовлетворить моё любопытство. В трёх точках стаи происходило нечто напомнившее мне роение насекомых карабкающихся друг на друга, только насекомые эти были гигантские и желтовато-коричневые. Одному из слинов бешеным усилием удалось сбросить с себя навалившихся на него грызунов и вздыбиться на задних лапах. Голова и плечи показались над роем карабкающихся животных. В зубах было зажато безжизненное тело урта. Слин яростно встряхнул им, отбрасывая в сторону. А потом он снова утонул в набежавшей волне взбешённых уртов, и я больше не видел его. Мне некогда было любоваться гибелью моих преследователей, своих дел было по горло. Но повернувшись к другой стороне стаи, я вдруг понял, что у меня больше нет возможности двинуться вперёд хотя бы на шаг. Слишком много уртов, на вид полных решимости выяснить, кто я такой, столпились вокруг меня. Я оказался полностью окружён. Внезапно оказалось, что я стою на пустом открытом месте, чистом месте, в центре небольшого круглого островка окружённого желтовато-коричневым озером. Я замер. Вытянутые ко мне шеи, дергающиеся и фыркающие носы, подслеповато прищуренные глаза. Я не шевелился. Я стал центром всеобщего внимания.

Через тела сородичей местами раздвигая, а чаще просто идя прямо по ним, в первый ряд выбрался большой, тёмный урт. Его отличительной чертой был сломанный резец. Он был приблизительно четыре фута в холке, просто гигант для этого вида животных. А ещё у него была седая, словно посеребренная морда. Я узнал его. Это был тот самый урт, которого Ним-Ним ранее признал вожаком стаи. Гигант начал обнюхивать меня, что было понятно по перемещению и дерганью его носа.

— Тал, уродливая скотина, — тихо сказал я.

Я медленно поворачивался вокруг своей оси, не выпуская из виду обходящего меня по кругу, фыркающего зверя. Наконец, он завершил свой обход. Бусинки его маленьких, близоруких глаз, прищуриваясь, всматривались в меня.

— Ты — вонючая, уродливая скотина, — прошептал я.

Он, озадаченно, снова принялся обнюхивать меня, начиная с моих ног, затем поднимая голову всё выше и выше, пока, казалось, не уставился мне прямо в глаза. Когда он опустил свою голову, я понизил шкуру, стараясь держать её всё время так, чтобы она была между мной и его носом. Я поднимал шкуру по мере того, как поднималась его голова. Казалось, его совершенно не волновала голова урта, которая всё также болталась на защищавшей меня шкуре. Его рефлексы в данной ситуации, я полагал, я верил, я надеялся, должны были активироваться исключительно запахом, и причём не запахом крови, или человека, а запахом шкуры соплеменника, запахом его стаи.

Наконец, я вздохнул с облегчением. Он отвернулся. Остальные животные, один за другим, начали возвращаться к своим рутинным делам. Снова вокруг меня расстилалось спокойное светло коричневое озеро, за исключением тех трёх мест, где некоторые особо ретивые урты, рвали на кусочки то, что осталось от слинов.

— Прощай, уродливая скотина, — бросил я.

Я возобновил свой поход через стаю, то и дело преступая через тушки уртов. Один раз, в нескольких ярдах передо мной и чуть правее, я заметил, как тонкая долговязая фигура внезапно появилась над телами грызунов, всматриваясь в меня. Мгновение, и фигура исчезла. Снова, передо мной расстилалась ровная бурая поверхность. Это был единственный безошибочный знак того, что здесь были люди-урты, путешествующие со стаей.