Ирина Измайлова - Подвиги Ахилла

Впереди отряда, с небольшим отрывом, ехала амазонка, одетая и вооруженная почти так же, как остальные — но сразу было видно, что весь отряд подчиняется именно ей. Пластины ее нагрудника украшал тонкий кованый узор, шлем был не бронзовый, а железный. На щите — круг луны и лук с наложенной стрелой, символы богини Артемиды, которые у амазонок были одновременно знаками царской власти. Сама царица амазонок Пентесилея вела свой отряд на битву с ахейцами.

В том месте склона, где лес редел еще больше и начинались заросли граната и шиповника, предводительница остановила коня и движением руки скомандовала остановиться остальным. Ее повелевающий жест видели только скакавшие в первых рядах амазонки, но весь отряд стал быстро, ряд за рядом, без шума и беспорядка.

К царице тут же подскакали две другие всадницы — высокая, крепко сложенная женщина лет двадцати семи, тоже в железном шлеме, но без отличительных знаков на щите, и тринадцатилетняя девочка–подросток, гибкая, смуглая, с очень живым и подвижным личиком.

— Остановимся здесь? — спросила первая.

— Да, — отвечала Пентесилея звучным и низким голосом, который легко можно было принять за голос юноши. — Здесь будем ждать Авлону. Спешимся, Аэлла. Крита, скажи всем, что можно спешиться и снять шлемы.

Аэлла, лучшая военачальница царицы, не говоря больше ни слова, соскочила с седла, а юная Крита, оруженосица и гонец Пентесилеи, помчалась верхом вдоль рядов застывших в седлах амазонок, передавая распоряжение.

Пентесилея тоже спешилась и отпустила поводья, тихо похлопав своего коня по шее, будто приказывая стоять смирно и ждать. Конь, великолепный густо гнедой жеребец, нервно повел ноздрями, но не тронулся с места, лишь переступая своими точеными ногами и тихонько пофыркивая.

Царица развязала ремешок под подбородком и одним движением сняла шлем, открывая тугую черную косу, дважды обернутую вокруг головы. У большинства амазонок волосы были раза в два короче — иначе они слишком тянули голову назад и мешали. Однако, волосы Пентесилеи были мягкие и легкие, как пух, и, несмотря на их невероятную массу, царица совершенно не чувствовала своей косы.

Пентесилея была высокого роста и так идеально сложена, что где–нибудь в Микенах с нее непременно захотели бы сделать статую богини. Правда для идеала ей не хватало еще той нежной полноты, какая обычно так прельщает скульпторов, той покатости плеч, от которой веет томным бездельем и ласковой податливостью. Тело ее, как и тела других амазонок, было упруго и развито не хуже, чем у любого мужчины, только могучие мышцы не вырисовывались и не поднимались буграми, но словно лились под смуглой кожей. Лицо великой царицы, в двадцать два года снискавшей славу непобедимого и беспощадного бойца, было будто вырезано самым твердым резцом из чистого светлого сердолика — правильный овал завершался довольно жестким, но такой же идеальной формы подбородком. Лоб был высок и крут, брови черны и прихотливо–тонки, надломленные посередине, как крылья чайки во время полета. Глаза, большие, но постоянно словно слегка прищуренные, были синими, однако синий цвет обычно бывает холодным, а это была горячая синева, непостоянная, как цвет моря, в минуты гнева сменявшаяся густой чернотой. Еще у нее был очень выразительный рот — небольшой, по–мужски твердый. Пентесилею называли прекрасной, но в ее облике было нечто, настолько более значимое и выразительное, чем просто женская красота, что при первом взгляде она скорее ошеломляла, а то и пугала, а не привлекала к себе.

— Скоро начнет темнеть, — сказала Аэлла, тоже снимая свой шлем и с удовольствием распуская по плечам густые светлые волосы. — Или Авлона вернется сейчас, или с ней и с Ганом что–то случилось.

— Ничего не случилось, — возразила царица, вскидывая голову и указывая куда–то вверх. — Вон они, уже видны. Смотри.

В это самое время за лесом, над равниной, показалось в небе небольшое темное пятнышко. Оно довольно быстро увеличивалось, и вот уже все увидели, что к лесу приближается громадная темная птица, державшая в когтях тяжело повисшее тело какого–то животного. Это был тот самый орел, странный полет которого недавно наблюдали Ахилл и Одиссей.

— Подай сигнал! — вскричала Аэлла. — Сквозь деревья нас может быть плохо видно, тем более что уже смеркается.

Пентесилея сняла со своего кожаного пояса небольшую, удлиненную раковину и, поднеся ее к губам узким концом, сильно подула. Низкий и хриплый звук, похожий на вопль ночной птицы, разнесся по лесу. В то же самое время орел резко снизил полет и круто пошел вниз. Вот он сделал полукруг, огибая вершины почти над головами амазонок, и мягко опустился на траву, осторожно положив свою ношу.

Теперь стало видно, что к ногам его крепятся ремешки, соединенные с козьей тушкой, а еще один ремешок тянется к шее.

— Умница, Ган! — проговорила Аэлла, наклоняясь и гладя птицу по спине.

Однавременно она отсоединила ремешки от его лап, шеи и крыльев, давая орлу полную свободу, а затем повернула козью тушу и… отыскала ременные завязки в густой серой шерсти.

— Выходи, Авлона! Царица ждет твоего сообщения.

Шкура животного раскрылась, и оттуда выбралась тоненькая, как стебелек, девочка лет восьми, рыжеволосая, большеглазая, одетая лишь в кожаную набедренную повязку, такую же, как на остальных амазонках.

Девочка отдышалась, выпрямилась и, подбежав к неподвижно стоявшей возле своего коня Пентесилее, прижала руки к груди и наклонила головку:

— Моя повелительница! Я сделала все, что ты велела мне. Мы с Ганом облетели их лагерь два раза. Я все видела и все помню.

Пентесилея улыбнулась. Это была страшная улыбка — ее губы раздвинулись, как челюсти волка, обнажая оскал ровных белых зубов, а глаза загорелись мрачно и жестоко.

— Ты можешь рассказать, как расположены их лагеря и где шатры их вождей, Авлона? — спросила она.

— Могу, моя госпожа!

И маленькая лазутчица, усевшись на корточки и быстро подобрав на земле горсточку камушков и веточек, принялась их раскладывать, одновременно проводя пальцем линии между ними.

— Тут вот, посередине, — самый большой лагерь, и в середине — очень большой и красивый шатер… И вокруг много палаток и много костров.

— Лагерь Агамемнона, — прошептала Аэлла, внимательно следя за движениями девочки.

— Вот еще большой лагерь, — пальчик Авлоны снова прочертил линию по песку. — Между ними — палатки, они почти смыкаются. Вот здесь, здесь, здесь и здесь — отдельные лагеря, они подальше от других. Расстояние… ну, копий в четыреста от больших лагерей. Палаток в больших лагерях по сто, а в самом большом не меньше двухсот, а в меньших — штук по пятьдесят.