Галина Гончарова - Тайяна. Раскрыть крылья

Яна прикусила губу. Ладно, хорошо хоть тетка не от исхода листэрр начала, и то хлеб.

– А ты слушай, Яна. Думаешь, мне поговорить не с кем, озверела тетка от тоски, вот и несет все вповалку? Э, нет. Тут дело такое… серьезное. Тогда та история и началась. Законы наследования ты знаешь?

– Кажется, если один из супругов умирает, ему полностью наследует другой. А за ним уж и дети… нет? Или вы имели в виду частные случаи?

Законодательство Интара Яна читала в свое время, но скучно было – аж до зубовного скрежета. Вот и пролетело кое-что мимо памяти.

– Да нет. Именно это. У Митора кое-какие денежки были, домик был неплохой, с садиком, чуть ли не в центре города – он старателем был. Вот и наработал себе на безбедную старость. И еще бы поработал, да чудом спасся, когда их в забое завалило. Уехал подальше от гор, сказал, что второй раз не помилует. Так что все отошло Тарме, только она была хоть в гроб клади. Мужа она любила, тосковала страшно, если б Витка Эленку не родила… то есть Витана – Аэлену, уж и не знаю, что бы с ней сталось. Витана ведь за Карна замуж вышла, не подводит меня память?

– Нет, не подводит.

– Они тогда еще здесь жили. Карн тоже местный, это потом он уехал удачи искать. А так… поженились они с Виткой – и через год после свадьбы та ребенка принесла. Ну и куда им было ехать с малявкой, да еще такой болезненной? Остались тут примерно лет на пять. Тарма малышку с рук не спускала, от смерти спасла, выходила… ну и привязались они друг к другу. Аэлена за бабушкой хвостиком ходила, мать с отцом так не любила, как ее…

– Аэлена про бабушку молчит.

– Иногда молчат и потому, что больно.

Яна подумала, что это тоже могло быть. Ох как могло. Кто другой кричал бы, а Аэлена молчать будет до последнего, уж когда вовсе прижмет, выскажется.

– Вижу, понимаешь. Но уехали. Тарма опять затосковала, но тут Финар женился. Выбрал… знаешь, вот чего плохого, а хорошего о Льяне Мерес сказать мало можно было. Дрянь девка. И родители ее дрянь людишки, из тех, кто выгоду везде ищет, а поработать никогда не пожелает. Льяна шалава та еще была, сестра ее Альма – и того хуже. Первая-то похитрее была, пряталась, а вот вторая всех парней в округе перебрала, замуж потом за такого обмылка вышла, что смотреть больно. А Льяна вот…

Яна помотала головой, укладывая в памяти имена. Были Митор и Тарма. У них дети – Финар и Витана. Финар женился на Льяне. А родился у них кто?

– Это вопрос хороший, правильный. Льяна, конечно, тут же затяжелела и родила. Сначала парня, а потом и девку. Лидаса и Вериолу. Но Аэлена тут все равно каждое лето жила, к бабушке приезжала. У Льяны, вишь ты, здоровье оказалось слабенькое, ее надо было каждое лето на воды вывозить, ну, Финар и старался. Хотя как по мне – ее о крепостную стену не расшибешь, гадину.

– У вас к ней что-то личное?

– Да уж… было личное, да сплыло. Льяна к моему сыну подкатывалась, пусть ничего у нее не вышло, да невестка узнала. Семья чуть не порушилась, а из-за кого?

Яна кивнула.

– Финар не знал, надо полагать?

– Так лопухи ж все узнают последними. Он даже не знал, что Вериолу не от него прижили.

– В смысле…

– Рогами оброс по самое это самое. Хоть и две шалавы в семье было, хоть Льяна все на сестру и сваливала, да люди не слепые. Разобрались. Опять же, подумай. У Гетанро в роду все темные, что те вороны, сероглазые, что Тарма с Митором, что дети. Порода такая. Льяна тоже темненькая, а девка у нее уродилась беленькая и голубоглазая. А главное, что вся Льянина семейка в голос пела, что Вериолка – копия Тармы. Хотя верь не верь, похожи они были, как черное и белое.

– Да я верю, – пожала плечами Яна, – просто не понимаю пока, как это связано.

– А ты слушай. Вот Финар – на воды с женой, детей оставляют на Тарму, ну и на Аэлену. Она, кстати, тогда уже рисовала, у меня даже ее портрет сохранился. И наброски она всем дарила… потом поищу, если понадобится. Но ты, наверное, видела?

– Видела. Рисует она… волшебно.

– Вот-вот, правильное слово. Вроде бы и ничего сложного, и угольком иногда черкала, а все одно – красота.

– Нархи-ро говорят, что она свои творения душой оживляет.

– Наверное, оно и правильно. Красиво… И знаешь, Яна, вот верь, не верь, Аэлену в городке любили. Тихая, скромная, лишний раз слова не скажет, ну, странноватая, но за рисунки ей все прощали. Понимали, что кому талант дан, от того стоит ждать странностей. Перерастет. А вот что Лидас, что Вериола… дрянные сопляки получились. Тарма с ними билась, билась, а потом рукой махнула. В материнскую породу пошли, не иначе.

– Не любите вы их, кайта.

– А любить и не за что было. Где гадость, так жди, рядом окажутся.

Яна подумала, что надо бы поделить ее слова натрое. Слишком много в них личного – ох и насолила кайте эта самая Льяна, и наперчить не забыла. Раз уж столько лет спустя…

– Но это не важно. Когда Аэлене пятнадцать было, она сюда приезжать перестала. Поссорились они…

– Кто?

– Финар с сестрой. Уж не знаю из-за чего, а кричали громко, но мое мнение такое, что из-за Льяны.

– А почему?

– Финар кричал, что у него сестра-побирушка, а та отвечала, что он на нищей крысе женился. И других бы ему осуждать не след. Одним словом, хлопнули девочки дверью, да и уехали.

– Девочки?

– А Витана к тому времени как раз овдовела.

Яна кивнула. Понятно было мало, но…

– Поругались. А дальше?

– А дальше – Финар мать из дома выгнал.

– Как?!

Вот тут Яна ахнула от души. У нархи-ро вообще страшнее преступления не было, чем поднять руку на родителей. Это ж сегодня на тех, кто тебе жизнь дал, а завтра на Лес посягнешь? Родная кровь неприкосновенна, а родительская в особенности. Сам в пропасть кинься, а родную кровь не замай!

– А так вот. Не знаю уж, что там получилось, а только Тарма тут сидела, на этом вот месте, где ты, и рыдала в три ручья. И меня просила, чтобы я никому про то не сказывала.

Интересно, сколько времени прошло, прежде чем весь город узнал?

Видимо, мысль как-то отразилась на лице Яны, потому что кайта Лусия поджала губы.

– Здоровьем детей клянусь, что ты первая, кто от меня про то услышал.

Вот это было серьезно. Более чем. Яна пристально посмотрела на женщину. Та словно маску в сторону отбросила и смотрела хмуро.

– Знаешь, об Аэлене можно многое сказать, но девка она хорошая. И не думаю, что испаскудилась за последние годы. И если беда пришла, то отсюда она, не иначе. Когда и рассказать, как не сейчас. И тебе.

– Я обещаю молчать, если от этого не будет зависеть жизнь или здоровье Аэлены или ее близких. Пусть меня Лес не примет, если солгу.

– Принимаю. Да покарает тебя Четырехликий, если нарушишь клятву.

Женщины переглянулись, помолчали немного, попивая вишневый взвар, – и Лусия продолжила.