Роберт Джордан - Запретный город

устроить на него, охотившегося за антилопой, засаду, казалось, логичным.

Конан осторожно поднялся на выступ, хотя и не думая, что другие

соплеменники из орды уркманов находятся в пределах слышимости — в

противном случае они бы уже здесь были — и без труда нашел коня. Это был

гирканский жеребец с красным, кожаным седлом, оснащенным широкими

серебряными стременами и уздой, тяжелой от позолоты. Сбоку свешивался

мощный меч в изукрашенных кожаных ножнах.

Вскочив в седло, Конан с вершины холма оглядел окрестности. На юге в

вечернее небо поднималась лишь тусклая тоненькая полоска дыма. Глаза у Конана

были зоркими, словно у ястреба, лишь немногие могли бы разглядеть эту голубую

полоску на фоне синего неба.

— Уркманы означают бандитов, — проворчал он, — дым означает лагерь.

Они преследуют нас словно демоны в аду!

Северянин направил лошадь в сторону лагеря. Охота увела его на несколько

миль на восток, но скорость его движения нивелировала это расстояние. Сумерки

еще не опустились, когда киммериец резко остановился на краю лиственной рощи

и молча, окинул изучающим взглядом склон, на котором ранее был разбит лагерь.

Теперь оно был пустым, без следов палаток, ни людей, ни животных. Варвар

окинул взглядом соседние гребни и заросли, но ничего не возбудило его

подозрения. В конце концов, северянин повернул лошадь на холм, держа лук

наготове. Он увидел следы крови на том месте, где стояла палатка Брагхана, но

никаких других признаков насилия не было, а трава не была истоптана, как и

должно быть при нападении диких всадников.

Горец увидел признаки быстрого, но упорядоченного отъезда. Его спутники

просто закатали палатки, навьючили животных и уехали. Но почему? Они могли

увидеть на расстоянии вынюхивающих их наездников и испугались, хотя ни один

не показывал прежде признаков трусости. Унгарф тоже наверняка не оставил бы

своего хозяина и друга.

Когда Конан прошел по следам лошадей в траве, его замешательство

выросло: они вели на юго-запад. Их цель лежала позади гор на севере. Они знали

об этом так же, как он. Но уже не было никаких сомнений, что по какой-то

причине, вскоре после того, как варвар покинул лагерь, его спутники поспешно

собрались и отправились на юго-запад к запретной стране, форпостом которой

была гора Эрлика.

Решив, что, возможно, у них все же были некоторые логические основания

свернуть лагерь, но они все же оставили ему какую-то информацию, которую

горец просто смог найти, Конан вернулся к месту лагеря и начал ходить вокруг,

делая все более широкие круги, и рассматривая землю. И только теперь он

заметил размытые следы, показывающие, что по траве тащили чье-то тяжелое

тело.

36

Люди и лошади почти стерли слабый след, но жизнь от Конана часто

зависела от остроты чувств. Северянин вспомнил пятно крови на земле в том

месте, где стоял шатер Брагхана.

Он проследовал по полосе раздавленной травы по южному склону вниз в

сторону кустов, и мгновение спустя стоял на коленях над телом человека. Это был

Унгарф, и на первый взгляд он выглядел мертвым. Потом Конан заметил, что в

кешанце, хотя, несомненно, раненом и умирающем, до сих пор тлеет слабая искра

жизни.

Он поднял голову несчастного и положил свою флягу к посиневшим губам.

Унгарф застонал, и в его остекленевших глазах появился блеск, означавший, что

он узнал Конана.

— Кто это сделал, Унгарф? — голос Конана вздрагивал от подавляемых

эмоций.

— Вормонд, — выдохнул раненый. — Я подслушивал их у палатки, потому

что боялся, что они планируют предательство против вас. Я никогда не доверял им

полностью. Тогда они ударили меня кинжалом и сбежали, оставив также и вас,

чтобы вы умерли один, посреди гор.

— Но почему? — Конан никогда не был так изумлен.

— Они собираются в Готхэн. — Инольда, которого мы искали, вовсе не

существовало. Это ложь, которую они придумали, чтобы ввести вас в

заблуждение.

— Почему именно в Готхэн? — спросил Конан.

Но глаза Унгарфа уже застил туман смерти. В смертельных конвульсиях он

безвольно обвис в руках Конана, затем кровь хлынула из его рта и кешанец умер.

Конан встал, механически отряхивая руки. Невозмутимый, как те пустыни,

по которым он бродил, варвар не был готов показывать свои чувства. И теперь

киммериец принялся собирать и складывать могилу из камней, так чтобы волки и

шакалы не разодрали тело. Унгарф был его спутником во многих путешествиях,

будучи скорее другом, чем слугой. Киммериец встретил его много лет назад, когда

судьба заставила киммерийца оставить свою страну.

Воздвигнув последний валун, Конан взобрался в седло и, не оглядываясь,

направился на запад. Он был один в дикой стране, без пищи и нужного инвентаря.

Судьба дала ему лошадь и оружие, а годы блужданий в разных концах света дали

ему опыт и познакомили с этой чужой страной так, как никогда не познакомился

бы с ней ни один человек с запада, северянин мог выжить, пройдя через горы и

добраться до цивилизованных мест.

Но такая возможность даже не приходила в его мысли. Его понятия о долге и

расплате были настолько же прямолинейными и примитивными, как и у всех

варваров, с которым он был связан кровью. Унгарф был его другом, и он был убит,

служа ему. За кровь надо расплачиваться кровью. Все это было для Конана таким

же ясным, как голод был очевидным чувством для серого волка. Киммериец

абсолютно не знал, почему убийцы последовали в направлении Запретного города

Готхэна, но его это не заботило. Его задача состояла в том, чтобы теперь

преследовать их повсюду, а если придется, то до самых врат преисподней, и

получить полную компенсацию за пролитую ими кровь. Мысль о другом решении

даже не приходила варвару в голову.

На землю опустилась темнота и появилась звезды, но Конан не замедлил

темпа, ведь даже в свете звезд было не трудно обнаружить следы в высокой траве.

Гирканский конь оказался очень крепким и молодым скакуном. Воин был уверен,

что догонит их туранских низкорослых лошадок, несмотря на их преимущество,

на старте.

37

Тем не менее, через несколько часов, северянин пришел к выводу, что

туранцы тоже должны были мчаться вперед всю ночь. По-видимому, они

намеревались оставить между ними и Конаном такое расстояние, которое он бы

ни в коем случае не смог преодолеть, догоняя их пешком. Но почему такую

тревогу вызвала у них мысль, что киммериец мог узнать об их истинной цели?

Под влиянием внезапной мысли, его лицо потемнело, после чего северянин

еще быстрее погнал своего скакуна. Инстинктивно, его рука ощупывала рукоять