Ирина Котова - Королевская кровь. Проклятый трон

Кстати, о драконах. Ангелина упомянула в письме о давней войне Песков с Рудлогом. И Василина накануне, за ужином, рассказала наконец о разговоре с драконом во время посещения Теранови.

Алинка дулась, что ее не взяли, но слушала внимательно, как и все, кто сидел за столом. Полина тоже хотела бы посмотреть на пернатого ящера… и, может, попросить полетать на нем. Но она, в отличие от младшенькой, уже понимала, что политика выше личных интересов. Даже самых-самых желанных.

Ангелина просила найти всю информацию об отношениях их предка с драконами, о произошедшем конфликте, о Рубине, таинственном древнем артефакте, и Василина, покачав головой, сказала, что поиски сведений ведутся с момента похищения и что удалось найти какие-то обрывки, косвенные упоминания, совершенно не проясняющие ситуацию. Такое ощущение, что по всей стране намеренно уничтожили все свидетельства о периоде войны. Исторических документов, записей современников, хроник монахов Триединого было очень много, но все они касались других временных отрезков.

То, что Иоаннесбургская библиотека сгорела, понятно, но обязательно остались бы копии хроник в библиотеках провинций, документы в архивах дворянских семей, свитки в храмовых хранилищах. Искали и в архивной части библиотеки дворца Рудлогов. Но нет, ничего. Смотрители проглядывали свитки и в их личном, семейном хранилище – огромном укрепленном помещении в подвале дворца. Там бережно хранились личные вещи всех Рудлогов от благословенного Иоанна Красного до их матери, Ирины Рудлог, дневники предков, записи, оригиналы хроник придворных летописцев, портреты, уникальные сохранившиеся подарки от глав других государств.

Личные записи были особой ценностью. Предки были людьми разными: и жестокими, и кроткими, хотя последние оставались в явном меньшинстве – Рудлоги всегда отличались несдержанностью и агрессивностью. И не будь дневников, никто бы и не узнал, что краткий конфликт с Инляндией пару сотен лет назад случился не из-за «вероломного нападения инляндских баронов на нашу часть нейтральной полосы», а по позорной причине – далекий дедушка Вениамин был азартным игроком и как-то под добрый инляндский ром проиграл тогдашнему Инландеру фамильную корону. Понятно, что эту причину не озвучишь народу. Как не будешь озвучивать, почему младшую дочь того же Вениамина поспешно выдали за одного из недавно получивших титул баронов. Историки в учебниках подводили целую доказательную базу – мол, таким образом король добился поддержки могущественной прослойки военных дворян. А на самом деле барон, пусть новоявленный, куда лучше конюха, от которого принцесса ухитрилась понести. И его величество в своих дневниках по этому поводу весьма нелицеприятно проходился.

Семья хранила свои секреты. И тем удивительнее было, что среди этих секретов не нашлось ответа на загадку исчезнувших хроник войны.

Были ведь в хранилище и портрет далекого прадеда Седрика – невысокого беловолосого крепкого мужчины с надменным лицом и почти прозрачными голубыми глазами, – и его вещи, и целый сундучок со свитками личных записей. Но они обрывались больше чем на два года и возобновлялись без всякого намека на то, почему был допущен перерыв. Или перерыва не было, а записи кто-то уничтожил? Или их спрятали? И лежат они себе где-то и истлевают, если уже не рассыпались в прах.

Если бы она, Полли, была властительницей Рудлога и ей бы потребовалось спрятать информацию, то куда бы она ее дела?

Четвертая принцесса в очередной раз пробегала мимо семейного кладбища, расположенного далеко от дворца, когда ее внезапно озарило. Так озарило, что она замедлила шаг и свернула с привычного маршрута. Позади раздавалось натужное дыхание охранников, с облегчением воспринявших внеурочную остановку. А Полина уже шла мимо усыпальниц, внимательно вглядываясь в каждую из них. И вспоминала свое детство. Когда она убегала от няни и пряталась в парке. И частенько приходила сюда, на кладбище. Было жутковато и интересно.

Тогда здесь работал сторожем и хранителем старый-престарый дед. Он угощал ее сухариками, курил вонючие терпкие папиросы – от них шел желтоватый дым, да и сам он был сморщенный, потемневший весь от прожитых лет и бесконечного курева. И рассказывал Полине истории и сказки. Про огромные фигуры над курганами, встающие по ночам. Про дух одной из ее прапрабабушек, которая покончила жизнь самоубийством. И про старый подземный ход, ведущий из дворца прямо на кладбище, в один из склепов. В ходе том, по словам старика, были заперты несметные сокровища и удивительные артефакты, однако туда никто не смел заходить, чтобы не прогневать духов. И даже показывал он ей этот склеп. Тогда, давно. Когда ей было то ли шесть, то ли семь лет.

Полина дошла до старой скамейки, расположенной на центральной линии кладбища, остановилась, присела на нее. Вот, точно – тут она сидела, болтая ногами и не обращая внимания на истошные крики второй няни, посланной ее искать. Тогда их еще не сопровождали охранники – казалось, что за оградой королевского парка безопасно и ничего здесь случиться не может.

Полли сидела, слушая тонкий и слабый стариковский голос и чихая от дыма; впрочем, сторожа это не смущало, он продолжал курить и дымить. И говорить.

– Во-о-он туда посмотри, принцессочка, – дребезжал старик таинственно, помахивая папиросой. – Видишь, старые липы будто арку отсюда образуют? Во-он арка, во-о-он! А как липовым духом пахнет, густо, сладко, э-э-эх… там, где липы, нежить не встанет – солнечные они, живые…

Она кивала, видя волшебные зеленые ворота из колышущейся солнечной листвы и сплетенных ветвей, и черные толстые стволы, и светлую, прозрачно-желтую россыпь липового цвета.

– Во-он там, за склепом Славина, где сокол держит дубовый лист, – видишь, символ крепости, две маленькие башенки? Похоронены в них твои, принцессочка, пратетки. А наискосок от левой башенки и будет усыпальница, в ней-то ход потайной и сделан. Только найти его нелегко. Э! Куда собралась?

– Сокровища искать, – честно призналась Полина, уже успевшая отбежать на десяток шагов.

– Не тревожь покой мертвых без надобности, – серьезно и весомо сказал старик, меланхолично выпуская дым. Он весь был какой-то скукоженный, этот сторож, маленький, сильно усохший с возрастом. – Духи праздного любопытства не любят, влупят, несмотря на то что несмышленыш и родная кровь. Да и говорили мне, что там ловушек от таких любопытных носов, как твой, понаставлено. Пропадешь – мама плакать будет. А если дверь обратно открыть не сумеешь? Так и останешься в подземелье, помрешь ведь, принцессочка.

Пол представила себе плачущую маму, и ей стало очень стыдно, вообразила себя, запертую в темноте, – и покрутила носом, надула губы: себя было жалко. Хотя с духами пообщаться очень хотелось.