Ирина Котова - Королевская кровь. Проклятый трон

Следующий час агент прокручивал записи с камер. Отметил появившиеся вмятины на облицовке дома, выглянул в окно – точно, вмятины имелись. Посмотрел в записи на мигающие машины, на отлетающую облицовку и потом несколько раз с глубоким чувством удовлетворения (и приятным предчувствием возможной премии) проглядел на замедленной прокрутке, как штрих за штрихом появляется на стекле одно слово и как мелькает в щели кухонного окна что-то белое, очень похожее на перо.

– Господин подполковник, может, уже брать девчонку? Хоть какой-то рычаг давления на ту сторону. Заложника за заложника, а?

– Не торопись, майор, – Тандаджи знал агента давно и был с ним чуть более ласков, чем с молодняком. – Продолжай наблюдение. Через несколько дней решим.

Майло Тандаджи положил трубку и задумчиво уставился на вяло шевелящих плавниками рыбок в аквариуме. Байдек пересказал ему разговор между ее величеством и драконом. В отличие от молодой королевы, начальнику разведуправления по долгу службы приходилось не верить никому на слово. И он вычленил из разговора две важные вещи. Первая – принцессу обещали вернуть через две недели. Но неизвестно, что с ней это время собирались делать. Тандаджи не склонен был предполагать добрую волю у похитителей, особенно если учесть насущную необходимость согласия первой Рудлог на замужество. Значит, будут заставлять. И отсюда вытекал второй вывод. Дракон пообещал, что, если принцесса напишет ответ, он его доставит. Не написать она не могла. Значит, надо в ближайшие дни ждать обратной почты. И уж если ее не будет – то подозрения о насильственном удержании подтвердятся. Тогда придется дергать за единственную ниточку, что у них останется, – арестовывать Никольскую, окружать Управление боевыми магами, ждать ее пернатого ухажера и торговаться.

Тандаджи смущало только одно: зачем вообще был организован этот обмен письмами? Хотя ответ, возможно, прост. Письмо от похищенной – гарантия неприкосновенности для красноволосого жениха и его невесты. Ведь не будь этого послания, высока была вероятность того, что королева согласится наплевать на политические последствия и даст добро на задержания во время свадьбы. Ради жизни сестры. Как бы доверчива она ни была, а семейные дела для Рудлогов всегда в приоритете.

Королева Василина в этот момент беседовала со Святославом Федоровичем. Кто, как не он, знавший их мать куда ближе, чем дочери, мог дать совет или рассеять ее сомнения? А сомнения были. Мариан в ответ на ее слова коротко сказал: что сделано, то сделано, и ему лично дракон показался честным и без хитрецы. Но муж был военным, а не политиком.

Поэтому и пришла Василина к отцу после обеда в студию, полюбовалась на наброски, на картины, на черновики проектов зданий, подождала, пока он дочертит какую-то сложную схему. Терпения в ней всегда было много. И, когда Святослав Федорович закончил, пересказала ему разговор с Энтери.

– Что тебя тревожит? – спросил бывший принц-консорт, усаживаясь на высокую табуретку. На стене студии висел его автопортрет с допереворотных времен. Яркий и улыбающийся мужчина, изображенный в полный рост, с шикарными усами, молодой, с некоторой даже мечтательностью во взгляде. И совершенно не похожий на него сейчас худой однорукий Святослав с начавшими седеть висками и усталым взглядом. Разве что рост остался тот же.

Василина вздохнула.

– Я все время сравниваю себя с Ани, пап, – призналась она тяжело. – Думаю: как она бы поступила? Как решила бы тот или иной вопрос? Со вчерашнего дня обдумываю этот разговор. Она ведь ничто не принимает на веру и мне постоянно говорила, что я слишком эмоциональна и что в политике это вредно. Она бы точно не приняла на себя долг, не имея всей информации. А я… – Василина снова тяжко вздохнула, – …расчувствовалась. Взглянула на него – и сразу решила, что он хороший человек и ему можно верить. А если нельзя? Если ей там сейчас плохо? А письмо написала, потому что заставили?

Святослав покрутил в руке тонкую кисть, оставленную на столе Каролиной – надо напомнить ей, что свое рабочее место нужно держать в чистоте, – покачал головой.

– Василина, не надо сравнивать, это путь в никуда. У вас разные характеры. Ты никогда не станешь Ангелиной, ты Василина Рудлог. Но и она никогда не будет тобой. Я вас обеих люблю, вы мне давно родные, и поэтому послушай меня: в любом характере есть сильные и слабые стороны. Может, то, что ты считаешь слабостью, и есть твоя сила? Твои чувствительность, открытость, спокойствие… Ирина была больше похожа на Ани, это да. Но корона ведь уже решила, кто из вас лучше для Рудлога.

Он перевел дыхание – давно так много не говорил. И давно не ощущал свою нужность кому-то, кроме младшей дочери. А сейчас Василина слушала Святослава внимательно и серьезно, и он продолжил:

– Твоя мать часто рассказывала мне про твоего деда Константина. Что он был отзывчивым и открытым. Народ его любил… несмотря на известный недостаток.

Василина кивнула – мать и ей это говорила. И отмечала, что характером она пошла в деда.

– Он неизвестен свершениями, – заметила королева.

– Зато его правление прошло мирно и спокойно, – возразил Святослав, – и в каждой области ему стоят памятники, и помнят его как Доброго короля.

Она вспомнила памятник в Теранови и улыбнулась.

– Хотя Рудлога в нем было много, – добавил отец, – и приступы гнева бывали, и раздражительность… Прими себя, дочка. Возможно, ты никогда не станешь могущественной владычицей. Но страна будет крепка любовью к тебе.

Святослав Федорович

Василина помолчала.

– А если я ошиблась? – спросила она. – Если навредила Ангелине своей доверчивостью?

– Даже боги ошибаются, – напомнил Святослав известную присказку. – Дочка, главное – чтобы она была жива и здорова. А с остальным… сама знаешь, с остальным Ангелина способна справиться сама.

2 ноября, МагУниверситет

– Лучше бы что путное делать научил, малец, – проскрипел Ипполит, скептически глядя на огромную водяную змею, только что сотворенную Алиной прямо в коридоре университета из трехлитровой бутылки воды. Действовала она под руководством Матвея и теперь восторженно рассматривала морду змеи, поднеся ее чуть ли не к очкам. Змеица, даром что сотворенная, реагировала с унынием, хотя поначалу и пыталась уползти. А камены изгалялись как могли.

– А она укусить может? – спросила Алинка у стоявшего рядом семикурсника. – Клыки вон какие!

– Если приказать – укусит, – кивнул Ситников, – но без яда, конечно. Просто ранки парные останутся.