Дарья Зарубина - Родная кровь

Морозов…

Он поманил её, девушка поднялась и, словно подталкиваемая в спину метельной ладонью, на слабеющих ногах двинулась к Шлиссельбургскому старцу.

– Что так долго, Настя? – спросил он глухо.

Но это был определённо тот же голос, что она слышала в голове, читая дневник. Морозов манил, но не сделал ни шагу навстречу. Однако, стоило девушке приблизиться, как старец схватил её за руки, притянул и крепко обнял.

– Ты не привела ко мне маму, Настя. Я тебя не виню. Ты была слишком мала. Но теперь ты совсем взрослая. У Кирилла так мало времени. Почему ты медлишь, Настя? Почему ты не приходишь? Почему?

От коричневого балахона удушливо тянуло плесенью, кровью и смертью.

И смертью…

Настя почувствовала, как с каждым вдохом силы покидают её и она превращается в безвольную куклу. А старец поволок её внутрь невидимой остальным башни, повторяя: «Почему ты медлишь, милая? Когда родная кровь зовёт, медлить – подобно смерти…»

Смерти…

Настя проснулась перед самым рассветом. Бледный зеленоватый свет зари подкрасил небо над крышей соседнего дома. Часы на мобильнике, валявшемся у дивана, показывали пятнадцать минут пятого.

«Так рано…»

Девушка приподнялась на локте и увидела задремавшего в кресле Лисина.

«Правильно: все лежачие места заняты женщинами, вот и пришлось ему коротать ночь сидя…»

Настя прислушалась, поняла, что маг действительно спит, выскользнула из-под простыни и невесомыми шажками добежала до двери туалета. А выйдя из него, отправилась на кухню – попить, в горле отчего-то пересохло.

Войдя, зашарила ладонью по стене, отыскивая выключатель, и едва не вскрикнула, услышав за спиной шёпот:

– Не спится?

– Вы меня напугали.

– Знаю.

Лисин улыбнулся. Обижаться на него было решительно невозможно.

– Не спится, – призналась девушка.

– Всё равно вставать через четверть часа, – вздохнул маг. – В пять выезжаем.

– Так рано?

– Так надо.

И не поспоришь.

Настя налила в стакан воды и жадно выпила.

– Извините, что уснула вчера, – прошептала она. – И не дочитала книгу.

Лисин вновь улыбнулся:

– Вы дочитали. Сначала читали про себя, потом начали шептать, но очень отчётливо, а потом заговорили так громко, что едва не разбудили Кирилла.

– Не может быть! – отмахнулась она испуганно. – Я заснула, и мне снился кошмар.

– Зенитка и невидимая башня?

– Ой…

– Вы читали больше четырёх часов, Настя. И прочли дневник до конца.

– Я не помню, – повторила девушка потерянно. – Мне снились переходы, зенитка, башня… Но я не помню, о чём читала.

– Вы читали о том, как Михаил Морозов был ранен на посту, и к нему, полумёртвому, наконец явились несколько стариков в коричневых балахонах. И он согласился стать стражем волшебного источника. – Влад помолчал. – Это случилось поздней осенью сорок первого года.

– И сейчас он всё ещё там, – добавила Настя, полностью уверенная в том, что говорит. – Он ждёт меня. Поэтому только я могла прочитать книгу. Вчера она меня чуть не убила, а теперь… Теперь у меня ощущение, что каждая минута, проведённая вдали от крепости, – преступление перед Кириллом и… перед Морозовым.

Лисин осторожно приобнял её за плечи, усадил на стул, а сам поставил чайник.

– Чёрный или зелёный?

– Кофе. С молоком.

– Здесь только растворимый.

– Вы удивитесь, но другой я пью крайне редко.

– Не удивлюсь.

Маг поставил перед Настей чашку, которую она тотчас заключила в кольцо ладоней, но не торопилась пить – наслаждалась тем, как тепло напитка выгоняет из пальцев холод ночного кошмара. Сна, которого не было.

– Я получил информацию… Обещайте, что не будете переживать…

Естественно, после этих слова у неё не было ни единого шанса остаться спокойной. Настя, обжигаясь, сделала несколько глотков кофе и, как послушная школьница, сложив руки на коленях, приготовилась слушать и «не переживать».

– Вы вчера говорили про родную кровь. Я проверил и думаю, что вы… дальняя родственница этого Морозова. По вашим словам, он писал в дневнике, что его отец был узником Шлиссельбурга. Единственный, кто подходит под это описание, – знаменитый Николай Морозов, народник, арестованный в 1881 году. Но нет упоминаний о том, что у Морозова был сын Михаил.

– Два сына. Михаил и Гавриил, – добавила Настя, вспомнив прочитанное.

– Может быть, – не стал спорить Лисин. – Но он мог и не знать о них. В семнадцатом году автору дневника тридцать шесть, а в сорок первом – шестьдесят лет. Отец мог просто не знать о нём. Николай Морозов провёл в крепости двадцать один год. Передавал дневники в мир, там их читали сыновья. Морозов-старший так и не обрёл доступ к источнику: то ли получил отказ, то ли сам не захотел. А мать его сыновей по какой-то причине не рассказала ему о детях.

– Но при чём тут я? Я не Морозова. У нас не было Морозовых в роду, насколько я знаю. Бабушка была Энгель, мама – Энгель. Мой залётный отец был Сергеев или Семёнов. Мама упоминала о нём, а бабушка никогда. Но его фамилия была точно не Морозов.

– Народник Николай Александрович Морозов некоторое время пользовался псевдонимом, – тихо сказал Влад. – Он взял для революционной работы фамилию Энгель.

– В честь Маркса?

– Или в честь Фрейда.

Девушка слабо улыбнулась.

– Что же касается тайны Шлиссельбурга, то, судя по всему, разгадать её можно только с помощью «родной крови».

– Вы уже говорили, что мне придётся поехать в крепость.

– Да.

– А наши преследователи? – с тревогой спросила Настя. – Вы сами сказали, что они так просто не отстанут.

– Я придумал ход, который вам, наверное, не понравится. – Лисин улыбнулся.

– Какой?

– Мы продадим книгу.

– Нет!

– Вот видите.

– Нет.

– Может, дослушаете?

– Говорите.

– Мы продаём книгу одному из тех, кто охотится за нею, и сообщаем остальным, что книга у него, – негромко произнёс Лисин, глядя девушке в глаза. – Увлёкшись друг другом, они потеряют к нам интерес, и мы получим время добраться до Шлиссельбурга и разгадать тайну крепости. У нас есть преимущество: мы знаем, что написано в дневнике, а они не сумеют его прочесть.

– Вы предлагаете обмануть покупателя?

– Я просто не скажу всей правды.

– Это плохо, – помолчав, высказалась Настя.

– Я обязан ответить правду только в том случае, если покупатель спросит. А поскольку он ничего не знает, то и не спросит.

– Вы беспринципный человек, Влад.

– Не думайте, что мне это нравится, – угрюмо возразил Лисин. – Просто я не вижу другого способа помочь вам. Увы, не вижу.

Велена повернула голову, с ненавистью разглядывая в зеркало свежую, только что появившуюся морщинку, и чуть слышно выругалась.

Проклятье!