Марина Комарова - Враг хозяина штормов

Я замер, сердце бешено застучало. По ней медленно и спокойно спускалась женщина. Только не разглядеть ее, будто она в полупрозрачную вуаль закутана, лишь смутные очертания, а сама горит-полыхает, как… как лунное пламя.

— Нороа…

Из озера метнулись четыре белых луча, перевитых серебром, и застыли. А потом внезапно дрогнули, послышался хрустальный звон, они метнулись к лунной дороге. Мгновение — лучи слились с ней, связывая озеро и… неужто саму Луну?

Плечо вдруг обожгло, я вздрогнул.

— Не зря я тебя выбрал, — прошелестел голос. — Спасибо.

На тело накатило оцепенение, не получалось пошевелить даже пальцем.

Нороа обошел меня, держа под уздцы коня.

— Спасибо, — повторил он и улыбнулся, в серых глазах сияла благодарность. — Что бы ни произошло — назови мое имя, и лунные стрелы придут тебе на помощь.

Вокруг все поплыло. Едва удерживая сознание, я все же видел, как он спокойно пошел по лунной дорожке, а потом замер перед лунным пламенем — Госпожой Луной. Поклонился ей в пояс. Она кивнула, протянула руку и коснулась его плеча. А после повернула голову и поглядела на меня. Дыхание перехватило — ни отвернуться, ни смотреть в глаза богини сил нет. Или показалось, или за маревом сияния я увидел прекрасное лицо и… грустную улыбку на губах.

Повинуясь странному порыву, я сделал шаг вперед, но она покачала головой и подняла руку. Будто подталкиваемый чужой силой, я повернулся и почти бегом кинулся к берегу. Воды уже было по щиколотку, когда грудь взорвалась болью, я вскрикнул и провалился во тьму.

Прохладная ладонь на лбу и тихий женский голос помогли очнуться. Только веки словно стали каменными — и не поднять.

Незнакомые слова — мягкие и тягучие, как мед диких пчел, — продолжали звучать дивным заклинанием. Казалось, каждое из них вынуждало биться сердце, согревало кожу, заставляло вспыхивать маленькие солнца под закрытыми веками.

Я шумно вздохнул. Слова смолкли, повисла напряженная тишина, будто кто-то ждал, что я стану делать. Сделав усилие, все же открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Рангрид. Рядом весело трещал костер, и в отблесках пламени оно казалось старше и серьезнее.

— Как ты?

Тела я почти не чувствовал, но явно еще не попал в мир мертвых.

— Не умер. А что произошло?

Я попытался приподняться и оглядеться, спину тут же пронзила боль, и я, едва сдержав вскрик, упал обратно.

— Лежи, не двигайся. — Она наклонилась (рыжие прядки коснулись моей щеки, ноздри защекотал аромат мяты) и поправила что-то у меня под головой. Через миг дошло, что там нечто вроде подушки. Судя по жесткости — седельная сумка чудесницы. Но и на том спасибо.

— Я видела сияние, а потом все померкло, и послышался твой крик. Прибежав сюда, увидела, что ты без чувств. Вытянула на берег, развела костер и, как могла, постаралась помочь. Спасибо целебнику, — Рангрид указала на камешек у меня на груди, — он тебя долго держал, не дал всем силам уйти в воду.

М-да. Все же не стоит больше связываться с богами. Раньше к столь древним силам я не обращался, поэтому и не знал, чем это может грозить.

Я принюхался:

— Странный костер, совсем не чувствую дыма.

Она усмехнулась:

— Как и положено огню чудесницы — горит жарко, греет ласково, дымом не чадит.

— Буду знать, — пробормотал я. — Долго я приходил в себя?

— Где-то с час, — пожала она плечами. — Да только боюсь, что нам тут всю ночь придется провести.

Неприятно слышать, но Рангрид может быть права. Прямо сейчас вскочить на ноги я не сумею. А забраться на коня и подавно.

— Не жалеешь?

Медные брови изумленно изогнулись, а потом она расхохоталась.

— Чудной ты, Оларс, все же. Ты, считай, за меня все сделал, так что жалеть не о чем. Я еще и твоя должница.

Я промолчал, потому что как-то об этом не задумывался. Не так плохо, когда тебе должна чудесница. К тому же… такая.

— И что дальше?

— Дальше? — Она бросила быстрый взгляд на огонь. — Дальше ждем, пока тебе станет лучше, и идем на постоялый двор.

— Нет, я не об этом.

Рангрид снова посмотрела на меня, чуть улыбнулась уголками пухлых губ:

— А там видно будет.

Я чуть приподнялся и оперся на локоть, прислушавшись к ощущениям. Уже не боль, а так — лишь тянет да ноет, значит, скоро пройдет.

— Расскажи о себе.

Чудесница тем временем сняла с пояса кожаный мешочек, развязала, сыпанула на раскрытую ладонь желтый порошок и бросила в костер. Громко затрещав, языки пламени тут же взвились вверх.

— Да что тут рассказывать. Край наш далекий, хоть и не дикий. Дружим мы с лаайге да Къергаром. Заезжают к нам торговцы из далеких земель. А сами мы знаем и любим море.

Она смотрела не на меня — на костер. В глазах отражался огонь и тут же исчезал, словно истаивая в янтарной глубине.

— Так вот. Однажды мой отец ушел в море, в далекую Гардарру, а после вернулся не один, а с женой. Светлавой ее звали — целительницей и шептуньей была. Матушка с ветром умела разговаривать и с деревьями, а молилась и благословения просила только у одной Леле Славной. Гарды — не такие, как мы, хоть и похожи. Да и это мы их так зовем, а себя они чудно кличут — славы. Оттого и богиня их — Славная.

Отец мой был истинным чудесником Мерикиви — края янтаря, соснового леса и соленого моря. Вот так и учили меня, давали знания, мечтали видеть своей преемницей. А потом…

Что-то зашелестело в кустах, Рангрид нахмурилась. Я повернул голову в сторону звука — нет, ничего, всего лишь ветер.

Она вздохнула:

— А потом разлюбил ее отец. Ушел с лесной колдуньей — рыжей да хитрой, забыл свою Светлаву и больше к нам не возвращался.

Да уж. И такое бывает. Рангрид молчала и покусывала губы. Дернуло ж меня расспросить! Хотел было уже сказать, что не надо дальше, но она продолжила:

— Позже и вовсе худо стало. Мерикиви хоть народ невоинственный и гостям рад, но чужаков, живущих среди них, не особо привечает. Вот и с матерью так. Пока она с отцом была — тихо и мирно жили, а как ушел он, стали косые взгляды бросать, мол, чужеземка виновата, что Вирре семью бросил и дочь маленькую оставил. С этим бы мы справились, но… как-то рано утром к нашему берегу пристали драккары. Четыре или пять, все из черного дерева, с белыми парусами, на которых змеился синий герб, а щиты на бортах так начищены были, что смотреть больно.

Я вздрогнул. Перед глазами тускло блеснул синий герб Хозяина Штормов, промелькнула та роковая ночь, когда уничтожили всех Глемтов.

Рангрид оставалась спокойной и невозмутимой:

— Я тогда слишком мала была. Толком и понять ничего не могла. Смотреть на чужестранцев боялась. Вот перед тобой закутанные в серое фигуры — ничего, идут себе спокойно. Но стоит кому-либо повернуться, глянуть, тебя тут же к месту и примораживает. Я тогда от деревенского старосты шла домой, но вдруг как-то поняла, что лучше переждать. Спряталась за деревом и стала наблюдать. Один из незнакомцев — самый статный, видимо господин над всеми, — стоял на пороге и о чем-то говорил с матушкой. Она его долго слушала, хмурилась, качала головой, а потом… Он толкнул ее, послышался отчаянный крик — стон вперемешку с проклятиями — и наш деревянный домик вспыхнул огнем со всех сторон.