Александр Прозоров - Молот Одина

Бог войны послушался. Каждая из его милашек вырвала у себя по волоску и намотала Викентию на запястье. Чаровницы дружно что-то прошептали – и волосы зашевелились, поползли, туго стянулись, врезаясь в кожу, и остались в ней причудливой русо-черно-золотистой татуировкой.

– Если тебе чего-то захочется от текучих вод, добрый молодец, – сказала великанша, – опусти это запястье в воду и призови хозяек глубин. Если в этом месте обитает хоть одна из нашего народа, русалка придет и исполнит твое желание. Плата за сию услугу тебе известна. Не забывай о нас, добрый молодец. Коли дело свое ты свершил достойно, вскорости о сем проведаешь…

Женщины отступили к воде и практически бесшумно исчезли в реке.

Светлана, закутанная в лисью епанчу и в округлой тоже лисьей шапочке, ждала бога войны прямо у ворот богатого и многолюдного города Вычегды. Увидев приткнувшуюся к берегу долбленку, она зябко повела плечами, сделала несколько шагов навстречу богу войны:

– Наконец-то, Вик! Мы тебя заждались. Пойдем скорее, Макошь о тебе уже раз десять спрашивала.

– Сперва в Сарвож, – покачал головой усталый воин.

– Я же говорю, время не терпит! – повысила голос светлая богиня.

– В этом мире день туда, день сюда ничего не значит, – вытянул лодку на дорожку между причалами Викентий. – У меня штаны рваные, на плече дыра и куртка в крови. Нужно переодеться.

– Ладно, – смирилась девушка. – Только давай быстрее!

Даже не представившись правителям города, молодые боги прошли к здешнему обсидиановому зеркалу, чтобы через мгновение выйти из серебряного овала почти в двухстах километрах западнее. Отвечая на поклоны местных жителей, они направились в башню, толкнули дверь в сени, откинули полог, потом второй… И внутри оказалось тихо и пусто. Но зато тепло.

– Кажется, моя любимая занята полуденными хлопотами, – бросил доспех на полати великий Один. – Время сейчас грибное, упускать нельзя. Каждый осенний час зимой неделю кормит.

– А ты сам не знаешь, где подменку найти?

– Ты нешто забыла правила, Светик? В доме хозяйка – женщина. Мужчине остается токмо просить и слушаться… – Он сел на край высоких полатей, свесил ноги. – И кстати, раз уж мы наедине и у нас время свободное нарисовалось. Скажи, Макошина помощница, почему мы воюем с лесовиками?

– Тебе-то какая разница, Вик? – пожала плечами девушка. – Ты от крови тащишься. Убивать разрешили, вот и радуйся!

– Не-е-ет, милая, мне далеко не все равно, – отрицательно покачал пальцем бог войны. – Настоящий мужчина сражается только по трем поводам. Ради своей Родины безо всяких условий и ограничений. Во имя чести, защищая собственное достоинство либо достоинство дамы или отвечая на вызов. А также ради денег или удовольствия.

– Воевать за деньги? – Света презрительно дернула верхней губой. – Дрянь и мерзость! Позорище и стыдоба.

– Знаешь, милашка, давай сразу расставим точки над «i». – Теперь Викентий выставил палец предупредительно. – Дрянь и позор – это отнять конфетку у ребенка. Мерзость и стыдоба – это ударить женщину. Но вот отвесить тумака здоровенному жлобу – это уже не позор и стыд, а веселое, забавное приключение. Когда ты с бердышом и азартом выходишь на ристалище против бугая со щитом и саблей, ты ставишь на кон не фишки казино или старые сапоги, а свою жизнь. При таких ставках у тебя должна быть железобетонная уверенность в собственной правоте. На ристалище не существует пустой блажи вроде морали, правоты и справедливости. На ристалище всегда прав тот, кто выжил. И потому взятый на меч золотой брегет никогда не считается грабежом. Это честный и благородный трофей. Не признаешь? Бери секиру и ручайся за свою правоту собственной жизнью.

– А женщина должна молчать и отдаваться победителю?

– И кстати о женщинах, – кивнул бог войны. – Если ты взял на меч золотой брегет, ты молодец, ты крут и ты благородный дон. Если ты по просьбе женщины вступился за ее честь, ты молодец, ты крут и ты благородный дон. Но если выясняется, что женщина одолжила у приятеля золотой брегет, а чтобы не возвращать его, натравила тебя на мужика и ты его завалил, то ты уже совсем не благородный дон. Ты лох и кретин, которого развели, как кролика. Чувствуешь разницу, милая?

– Я не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь?

– Объясняю, – хлопнул в ладоши молодой человек. – Месяц назад, в схватке за небольшую деревеньку, я раздолбал оборотней и принудил их к миру на своих условиях. Мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. А десять дней назад у меня была драка с оборотнями у Кельтмы. Оборотни сочли, что хорошо нас прижали, и выкатили свои условия для мира. По этим условиям мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. И вот теперь у меня возникает вопрос. Если и мы, и лесовики хотим мира на одних и тех же условиях, то какого тогда хрена мы вообще воюем?!

Бог войны вскинул брови и развел руками.

– Ну вообще-то, это они нападают на наши селения.

– Я помню, – с сомнением скривился Викентий. – Однако представь себя на моем месте. Я проливаю кровь, теряю верящих в меня бойцов убитыми и ранеными, я иду через боль и лишения, дерусь на грани сил, наконец, заваливаю врага, приставляю ему нож к горлу и громко объявляю: «Сдавайся, несчастный!» Светочка, скажу прямо, я чувствую себя полным идиотом. Цепным псом, которого держат в будке на задворках, кормят объедками и иногда дают команду «Фас!». А зачем натравливают, на кого, почему – собаке знать необязательно.

– Мне кажется, Вик, ты преувеличиваешь.

– Я тот, кто на пиру сидит внизу стола. На местах, отведенных для побирушек. Я тот, кто в битве идет в первом ряду. На месте, отведенном для смертников. В какой момент я преувеличил свои впечатления, Светик? Здесь, при славянских богах, я отличаюсь от цепного пса только умением ходить на задних ногах!

– В таком случае у меня есть для тебя два известия, одно хорошее и одно плохое. – Света подошла к Викентию и села на полати рядом. – Тебе какое озвучить первым?

– Лучше хорошее, – попросил молодой человек. – Подними настроение хоть немного.

– Тебе больше не нужно воевать с лесовиками. Новых дальних походов в их пределы не намечается.

– Ладно, я порадовался, – кивнул Викентий. – А чего у нас плохого?

– Скифы напали на южное порубежье, захватили два города и несколько деревень. Поэтому все силы, что боги славян хотели бросить против лесовиков, ныне отданы для нового похода. Со всех пределов созваны добровольцы на великую битву против Степи. Для освобождения городов приготовлены семь ладей, съехались почти две сотни воинов. Все они желают, чтобы их возглавил великий и непобедимый бог войны, храбрый Один. Однако наш упырь, похоже, наконец-то упился кровью и не желает новых сражений. Мне так и передать Макоши, Вик?