Ярослав Коваль - Родная кровь

От подобных мыслей становилось больно, приходилось долго отдыхать.

Чуть позже он начал приподниматься на четвереньки, ощупал стены камеры, но долго не мог понять, велика ли она. Теперь его доводила до исступления не только боль, но и неспособность нормально сориентироваться в пространстве. Только теперь Бовиас начал понимать, как много в его жизни зависело от возможности видеть. Больше он не видел, и мир как бы прекратил для него существование – да, оставались звуки, прикосновения, пища, одеяло, которое можно было натянуть до повязки на глазах (главное не потревожить саму повязку, иначе боль ударит вдвойне). Но вкуса пищи принц почти не разбирал, словно бумагу жевал или ткань, пальцы с трудом отличали, касаются ли они камня или дерева, и тепло одеяла едва могло его порадовать. Просто чуть-чуть облегчало страдания.

Говорить он почти разучился, и когда захотел сказать врачу, что просит его не трогать, сумел это сделать лишь с шестой попытки. К тому моменту чувствительность пальцев уже почти восстановилась. Он ждал, что станет, наконец, лучше слышать, ведь по слухам именно так обычно происходит со слепыми. Однако его слух, кажется, стал даже хуже, чем был. Сильные боли не давали сосредоточиться на тихих звуках, а громкие становились сродни пытке, от шёпота же начинало невыносимо свербеть под черепом.

Но говорить-то тоже было нужно.

– Где я? – Первое, что он счёл нужным спросить.

– Это замок Хидтриф, – ответил врач. – Прошу вас не напрягаться. Удар в правую глазницу был слишком глубоким.

– Тогда почему я не умер?

– Вам повезло.

Бовиас хотел усмехнуться, но вовремя сообразил, что даже самая слабая усмешка покарает его жестоким ударом изнутри головы.

– Вы уверены, что повезло?

– Конечно. Смерть – это конец всего, принц. Когда она наступает, шансов на что-то другое уже нет, а у вас – есть. Боль пройдёт. Да, не стану вас обманывать, она будет мучить ещё долго, и потом возвращаться по любому поводу: усталость, перемена погоды, дурное самочувствие. Даже от попытки поднять что-то тяжёлое – тоже. Вам больше нельзя поднимать тяжести. Но у вас будет жизнь.

– Да? Это – жизнь?

– И у незрячих тоже есть жизнь. Потерпите. Вам нужно набраться терпения, и потом станет легче. И постарайтесь пить поменьше. Да, знаю, иногда тяжело удержаться. Но нужно, понимаете?

– Где Хильдар?

– Принц Хильдар? Его здесь нет. Но я не могу вам сказать, где он, я сам не имею об этом ни малейшего понятия.

– Полагаю, он оставил распоряжения насчёт меня?

– Нет. Ничего.

И врач ушёл, а Бовиас остался лежать, иногда привставать и ощупывать снова и снова свою тюрьму. Наконец-то можно было попросить, чтоб сменили солому, и больше не загаживать её – он и раньше находил в камере отхожую дыру, но каждый раз забывал, в каком она месте. Теперь хоть смог запомнить…

Всё из-за того же ухудшившегося слуха он пропустил момент, когда в замке начало происходить что-то необычное, а шаги и голоса разобрал, когда они зазвучали прямо за дверью, и приготовился услышать голос Хильдара. Только когда, стоя над ним, незнакомцы, видимо, солдаты, принялись громко выяснять, кто он таков, Бовиас сообразил – что-то тут не так. Он повернулся на звук и приподнялся, пытаясь назвать себя. Конечно, может быть, в руках этих ему придётся ещё хуже, но… Но пусть будет то, что будет.

– Я – принц Бовиас.

– Что? – Сыну короля пришлось повторить ещё дважды – он говорил слишком тихо, и громче не получалось. – Да чтоб тебя скрючило… Какого чёрта ты мне сразу не сказал, кто это? – И слух принца усладили звуки удара, а также жалобные вопли. Видимо, досталось помощнику тюремщика или кому-то из стражи. – Он действительно принц?

– Да, он… Он пленник принца Хильдара!

Снова последовал звук ударов, сдавленные охи, а потом Бовиаса осторожно подняли на ноги и куда-то повели. Он обнаружил, что и ходить почти разучился – так, мог только перебирать ногами почти что вхолостую и висеть на чужих руках. К счастью, его крепко поддерживали с обеих сторон, без проблем протащили даже по винтовой лестнице. Позволили присесть в мягкое кресло недалеко от камина, в котором горел огонь – это он смог разобрать.

То там, то здесь ему слышались незнакомые голоса, а потом прозвучал и знакомый.

– Кто это ещё такой? – громко спросил Гадар.

– Это принц Бовиас, ваше высочество. Он так говорит, и стража подтверждает, но только вам решать…

– Бовиас? – Брат подошёл, и в воздухе смутно повеяло запахами лошади, какой-то душистой воды и дорогого вина. – Вот так дело… Что это с тобой?

– Только повязку не трогай, прошу.

– Что говоришь? – Бовиас повторил. – Ладно… Болит, да? Это Хильдар тебя ослепил? Сам? Ну, у меня просто нет слов. Просто слов нет, я в шоке. Знаешь, сестре тоже будет интересно. Да я даже не знаю, что тут можно сказать!.. Пообедаешь со мной?

– Пообедаю. Хотя сперва я попросил бы, чтоб мне помогли привести себя в порядок.

– Обязательно… Ну, долго моему брату придётся ждать?! – рявкнул принц, и этот рявк неприятно отдался у Бовиаса в висках. Что ж, окрики всех прочих тоже воспринимались болезненно, так что оставалось лишь терпеть. – Ванну, служанок, чистую одежду – сами, что ли, не способны всё устроить как надо?

Зато через полчаса слепому принцу помогли забраться в лохань с восхитительно-приятной тёплой водой, помогли вымыться, и в его тягостном состоянии даже было безразлично, кто именно его мыл. Повязку ему всё-таки поменяли, головная боль вернулась, поэтому Бовиас охотно согласился на бокал вина в качестве аперитива, а потом и ещё на один. Вино слегка притупило страдания, и он смог насладиться ощущением чистого тела, прикосновением свежей шёлковой рубашки к коже, возможностью прижаться затылком к мягкому подголовнику. Даже вкус отлично приготовленной еды сумел оценить.

Гадар, конечно, очень хотел узнать, каким же образом брат оказался в нынешнем жутком положении, но быстро сообразил, что тот едва может разговаривать, и если и произносит пару фраз, то слишком тихо, и каждый раз приходится переспрашивать. Поэтому он стал рассказывать сам: поделился, что ему удалось договориться со многими бывшими сторонниками герцогини Овеяния, а также получить и согласие сестры. Она прислала ему целый корабль продовольствия и боевой отряд. Правда, последний – лишь при условии, что Гадар захватит Хидтриф и все земли, отданные Хильдару отцом.

– Вот я и выполняю её условие, – рассмеялся он. – С Ианеей не поспоришь. И тебе не удастся. Советую тебе даже не начинать с ней разговор о мире с герцогиней. Знаешь, что твоя матушка пыталась отравить сестру? А сейчас Хильдар с её армией засел в Энгильдее – и ни туда, ни сюда, пытается мешать возить продовольствие. Это уже слишком, знаешь ли, и в условии, когда переходы почти не получается открывать, грозит голодом всему Лучезарному. Представляешь – голод в Лучезарном! Просто чудовищно!