Денис Луженский - Тени Шаттенбурга

– Я говорю…

– Вот, – барон бросил на стол монету, и шаттенбургский серебряный даллер слабо звякнул о сосновые доски. – Вот цена вашей тайны. Немного времени, несколько вшивых серебряков – и я отыскал ваше любовное гнездышко. Вы неплохой человек, и я не хочу портить вам жизнь.

Фон Ройц пренебрежительно мазнул взглядом по Эльзе, прижимающей к груди одеяло, брезгливо приподнял холстинку, укрывающую корзину с медовыми булочками.

– На сладенькое потянуло? Что ж, я вам не судья. Можете даже поиграться в полководца со своими потешными стражниками. Но… – Ойген скрипнул зубами, – но не смейте мешать мне в моем деле. Иначе…

Кинжал, только что висевший в ножнах на поясе барона, сверкнул, и бургомистр вздрогнул: отточенное лезвие пригвоздило тонкую серебряную монету к столу.

– Надеюсь, вы меня поняли, – сказал фон Ройц, высвобождая клинок.

Как там говорил Вернер? Запугай? Ругер поежился. Вот и запугал – так запугал, что у самого штаны, того и гляди, мокры станут. И все же…

– А я и не собираюсь мешать вам. Но поддержание порядка в городе – это моя обязанность. И я не могу позволить, чтобы люди со стороны подрывали мой авторитет.

– Я наделен полномочиями самим императором! – прошипел Ойген, свирепея.

– Не порите горячку, барон, – фон Глассбах очень надеялся, что его голос не дрожит… ну или дрожит не слишком сильно. – За вами сила, и я признаю это: одна императорская грамота стоит сотни рыцарей. И я понимаю, что вы исполняете задание помазанника. И конечно же, готов содействовать вам во всем. Но поймите и вы меня – я ведь отвечаю за целый город. Здесь почти пять тысяч душ, и всем им страшно. Мне так точно страшно, до мурашек! Происходит что-то очень скверное: сначала то нападение в лесу, потом ведьма на площади, после та жуть на дороге – поверьте, Шаттенбург уже полнится слухами. И вот теперь – убийство, да еще такое!

Он вновь поежился, вспомнив увиденное в доме Мельсбахов.

– И если вы думаете, что никто не разглядит связи…

– А вы считаете, что связь есть? – вскинул бровь фон Ройц.

– Будто вы так не считаете, – фыркнул бургомистр. – Барон, я, может, звезд с неба не хватаю, но не дурак. Вопрос не в том, связаны ли эти события, а в том, как скоро все горожане свяжут их единой нитью. И вот что я предлагаю…

Он перевел дыхание. Интересно, что бы сказал Вернер? Тесть – тот еще интриган: сейчас уже и не скажешь, с рождения он такой или это у него приобретенное. Не будешь козни строить – шиш сумеешь стать крепким купцом. А у Вернера и в Ганзе завязки, и с ломбардскими ростовщиками он дело имеет, и у генуэзцев товары берет по особым ценам, и даже на паях барки в Московию снаряжает: туда вино возит, ткани, всякую справу воинскую, обратно – меха, мед, пеньку, коим здесь равных нет.

– Вам с отцом Иоахимом сейчас поперед всех в пекло лезть незачем. Потому как, думается мне, те, кто свяжет все происходящее единой нитью, чуть позже зададутся еще одним нехорошим вопросом… Ну вы же понимаете, о чем я.

Ругер выразительно посмотрел на барона. Тот несколько мгновений хмурился, а потом улыбнулся одними губами – глаза его оставались ледяными, колючими.

– Похоже, я недооценил вас, бургомистр. Конечно, если поднимется город, нам не сдюжить. А, как я понимаю, если мы с вами не договоримся, город забурлит?

Ругер уклончиво пожал плечами.

– Гораздо важнее не то, что я могу сделать, а то, что я сделать хочу . А хочу я, чтобы мои люди работали на виду. Пусть ищут душегубов, и пусть горожане знают: стража не сидит по кабакам, а исправно службу несет.

– А мои?

– А ваши будут работать тайно, никому не мозоля глаза.

– И скорее всего, найдут убийцу именно они. И сражаться с ним придется тоже моим людям.

– Я очень на это надеюсь, фрайхерр фон Ройц, – бургомистр нервно улыбнулся. – Потому что, если все обстоит так, как я думаю, моим людям подобный противник едва ли по плечу.

Барон несколько минут думал, закусив нижнюю губу. Наконец сказал:

– Хорошо. Я не лезу на вашу делянку, а никто из ваших не будет препятствовать ни мне, ни отцу Иоахиму. Напротив, вы обеспечиваете содействие, неявное, но полное.

– Именно так. О большем и не прошу.

– И правильно, – кивнул Ойген. – Ведь, как мне кажется, вам стоит подумать о том, что будет с вами и вашим городом, если… – Он нагнулся к лицу фон Глассбаха, буравя его взглядом ледяных глаз, и выдохнул: – … Если мы уедем.

Ругер судорожно сглотнул – с этой стороны он на ситуацию еще не смотрел.

– То-то, – сказал барон. – Вы неплохо держитесь, бургомистр, но в такой игре нужен опыт побольше вашего. Не пытайтесь перейти мне дорогу, а я, уж так и быть, позволю вам сохранить лицо.

Он повернулся, чтобы уйти.

– И еще… надеюсь, мне не придется переносить начало ярмарки, – сказал ему Ругер в спину.

– Не наглейте, бургомистр, – не оборачиваясь, отрубил фон Ройц. – Видит Бог, никто не хочет покинуть эту дыру больше, чем я.

За ним захлопнулась дверь. Эльза восхищенно смотрела на любовника.

– Милый, ты, оказывается, такой… – прошептала она. – Я даже и представить себе не могла!

«Я тоже», – подумал фон Глассбах, чувствуя, как стекает по спине ледяная струйка пота, как отпускает страшное напряжение. Взгляд его скользнул по полуоткрывшейся груди, по изгибу полного бедра женщины, и он вновь ощутил подъем, как после ночной речи на крыльце.

– Иди сюда, милая, – сказал он, рывком стягивая тапперт.

– Рада подчиниться, – чуть слышно промурлыкала Эльза.

Парня этого Пауль приметил, когда вышел из лавки еврея Шимона, куда по указанию Кривого Томаса отнес сверток с исполненным заказом. Выбежал на улицу и сразу увидел: сидит, ногой покачивает. Незнакомый, никогда прежде не встречался, но, ишь ты, глазеет прямо на Пауля. Да ухмыляется еще – нагло так, будто с вызовом. Высокий парняга, да и годков ему с виду поболе… Поборов робость, мальчик решительно направился к незнакомцу. Не настолько тот старше, чтобы робеть перед ним, как перед взрослым. Дойдет до кулачков – еще неизвестно, кто кого в пыли поваляет.

– Эй, ты! Че скалишься-то?

Чужак неторопливо перекинул через забор другую ногу и вниз соскочил. И впрямь высокий – глядя прямо перед собой, Пауль видел лишь подбородок и широкую улыбку. Выше посмотрел – узрел серые глаза под копной русых волос.

– Да просто так скалюсь. Солнышко светит, денек погожий, мне и весело.

Ни насмешки в голосе не было, ни подначки. Предвкушение ссоры как-то само собой отодвинулось прочь, уступив место любопытству.

– Откуда ты тут взялся? Я всех местных знаю, а тебя – нет.

– Да я тут недавно, сам никого не знаю.

– Ага! – Пауль обвиняюще уткнул палец в тощую грудь. – Так и думал, что ты пришлый!