Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Смертельная оказия

Спустя двадцать минут многоликий привел себя в порядок, с улыбкой отметив, что его заказ со склада городка не только доставили, но и установили, то бишь дверь, люстру и зеркало. А девчонка обставила все для достойной инсценировки: лепестки роз, красные свечи, вино в бутылке, пара бокалов, конфеты и прочее-прочее. Наступило время инсценировки. Начиналось все красиво и романтично, а вот потом… Гер не стеснялся в выражениях, мысленно понося мастера-скифа, запретившего подпитку от Намины. Идиот! Урод! Тупица! Увалень… выродок, тварь! Знал бы, что придется так тяжко, ни за что бы его не послушался и не согласился. Но вот теперь он, лежа на кровати, удерживает нежную сероглазку за почти голые бедра и думает лишь о том, как от боли не завыть в голос, сохранить ясным сознание и дождаться, когда отвлекутся все соглядатаи.

– Подними руки к волосам, подайся выше… Замри, да… Теперь медленно опустись. Повтори еще раз и еще… На пятом коснись груди или рвани завязки на корсете…

Она движется в такт диктуемым прикосновениям, и каждый миг этого танца, по сути, та же пытка. Завораживающая и болезненная одновременно.

– Вот так? – У нее получается несмело и как-то смущенно. А может, оно и правильно. Ведь, по сути, девчонка пусть и невеста, но только познает основы страстного акта и вряд ли представляет, как может покалывать грудь в ожидании ласки.

– Почти. Дай я. – Он сел, с трудом поднявшись, попутно коснулся ее ключицы губами. Не то чтобы поцелуй, но хоть какая-то активность.

– Гер!

– Только не бей по лицу… – взмолился он, развязывая тесемки и невольно касаясь ее груди. – Лучше обними.

– Как? У тебя спина… все еще один сплошной синяк, – шепчет она тихо, и дыхание многоликого обрывается. Несколько мгновений он смотрит на ее ключицу, медленно поднимающуюся и опускающуюся, сглатывает и чуточку хрипит:

– Держись за плечи. И не забывай, ты ведущая.

– Ускориться? – понимает с полуслова, уточняет с улыбкой: – И как лучше будет, прямыми или круговыми?

Таррах! Простые слова, но как звучат соблазнительно. Разведчик сглатывает вязкую слюну, сжимает кулаки и гонит прочь мельтешащие перед глазами цветные круги.

– Прямые. – Она послушно исполняет заказ, плавно и эротично до скрежета зубов. – Прогнись…

– Куда прогнуться? – прошептала Сумерька и прикусила губу, кажется, ей так же «хорошо», как и ему.

– Назад, – сдавленный стон. И Герберт вопреки всем заверениям в пассивности лицом уткнулся в ее все еще скрытую корсетом грудь. – Будь проклята моя спина…

– Терпи, чуть-чуть осталось. – Она исполнила предложенное с тихим вздохом. Замерла на несколько мгновений, словно бы прислушиваясь к тяжелому дыханию метаморфа, и вновь опустилась на его бедра. Как раз на свежезаштопанную рану. Сдержать болезненный стон не удалось. Сероглазая забеспокоилась.

– Ты как? – Паршиво, но не кричать же об этом во всеуслышание. – Гер, не пугай меня своим молчанием!

– Я… Бедро не долечил, – сквозь стиснутые зубы признался многоликий.

Сумерька что-то спросила, но он уже почти не слышал. Упал на подушки, мечтая повторно умереть и избавиться ото всех обязательств и обстоятельств, сковывающих его сейчас. Из трех сотен пиков браслет сообщил лишь о двухсот восьмидесяти пяти. Где остальные? Что же так долго.

И послать бы все к Тарраху, но нельзя.

– Гер? – Мягкие пряди волос коснулись его лица, по губам скользнуло теплое дыхание худышки. Да уж, после всего, что он ощупал и увидел, язык не повернется назвать ее суповым набором. – Гер, ты решил местами поменяться или тебе совсем плохо?

Признаться в слабости и полном бессилии? Нет, он на такое еще не способен, а потому скомандовал хрипло:

– Предоставляю тебе полную свободу… Покачайся еще немного и заканчивай. Скоро тренировка.

Ему следовало дать ей волю раньше. Затянутый красным туманом взор ловил лишь тень девичьей фигуры, а слух – нарастающий гул «пиков». Сколько их тут? Шесть сотен? Семь? Счастливое восклицание Сумерьки «о да!» совпало с перемещением группы в поместье рода Граун, воплями нежити «Ой, ей! Куда? Кто затушил свечи?» и его собственным сдавленным рыком «Таррах!».

Сегодня они условились не уходить в портал вслед за командой, а самостоятельно добраться до места назначения. Именно поэтому после «пикового» финала Дао-дво пришел в себя, лежа в темноте в той же комнате и на той же кровати. Отголоски боли все еще прокатывались по телу, сердце грохотало где-то в горле, а взгляд с трудом фокусировался на некромантке, вышедшей из образа страстной любовницы. Она раскатала штаны, что были подняты по самые не балуй, застегнула и заправила в них рубашку, завязала корсет, спрятала под платок волосы, потянулась к перчаткам и замешкалась, посмотрев на многоликого.

– Что? – Ему совсем не понравился этот взгляд и лукавая улыбка. Было в них что-то от кошмаров под названием «Ну как сегодня убивать тебя будем?». А она, не говоря лишних слов, подошла к метаморфу, запустила пальчики в его волосы, наклонилась и… вместо того, чтобы поцеловать, прошептала:

– Тамани Анти а-то Теи.

Энергия заструилась по нервным клеткам, восстанавливая кожные покровы, волосы и кости, удаляя растяжение связок и мышц, растворяя боль и усталость, латая дыры в резерве, что так и не исчезли после купания с карзией. Отстранившись, сероглазая с довольным видом подала Дао-дво костюм для тренировки и, позволив одеться, вручила сумку с оружием.

– Пошли?

Гер кивнул и не сдвинулся с места. Одна долгая ночь, две инсценировки, битва за жизнь, допрос и вот это короткое лечение, казалось, перевернули все с ног на голову и окончательно запутали его. И многоликий поймал себя на том, что разрывается между желаниями поцеловать Сумеречную и не разрушить ее едва возникшее доверие. Ведь исцелила она его без посторонних просьб сама.

Таррах! И он называл ее смертельной оказией?

– Намин, знаешь… – произнес он тихо, – познакомься мы при других обстоятельствах, я бы не шутил над тобой и твоими страхами, в воду не кидал бы, не оставлял одну, не грубил, не орал, не сердил, не доводил до… Я… Мне очень жаль, – признался он.

На что сероглазая улыбнулась и так же честно ответила:

– А я бы лечила тебя более щадящими способами, не вызывая боли и слез.

– Что ты сказала?!

– Я сказала, что мы квиты, – сверкнула она глазами и вздернула подбородок.

Квиты? После всего?! Поганка! Не зря все-таки оказией называл, заслуженно. Что ж, подожди, Сумерька. Как с тренировки вернемся, мы во всем с тобой разберемся.

– Обсудим позже.

Мне следовало выслушать его сожаления, прикусив язык и загнав вредность в темные глубины сарказма. Но вот не удержалась, и теперь рыжий, едва осознавший грубость своих проделок, поджимает губы, смотрит строго и командует не хуже нашего декана. Он вывел меня на крышу домика и накинул на плечи теплый платок, завязал как на болеющем ребенке – впереди крестом, сзади перехваченным треугольником и подтолкнул в направлении крылатого скакуна, невесть как уместившегося на дымоходе.