Ирина Котова - Королевская кровь. Скрытое пламя

Изумленный садовник долго бегал вокруг нее, трогательный и жалкий в утренней дымке, причитал и уговаривал не подводить его под гнев Владыки, но принцесса жестко сказала, что если у Владыки будут к нему претензии, то пусть отправляет дракона вместе с его гневом прямо к ней.

И она была готова его встретить.

Однако дракон то ли чуял что-то неладное, то ли был занят важными государственными делами, то ли просто забыл о ней, но появляться уже несколько дней не спешил. И зря. Ангелина была на взводе, и энергия настойчиво требовала выхода. Дракона под руку не попалось, зато попались розы.

Принцесса разогнулась, поморщившись от нарастающей боли внизу живота, оглядела дело рук своих. Клумба была идеальна и безупречна. Таким бы ей хотелось видеть свое душевное состояние. Но проклятая жара в совокупности с женскими днями делали ее все более раздражительной. Самое отвратительное, что местные средства гигиены оказались воистину доисторическими и не позволяли ни поплавать в бассейне, ни полежать в прохладной купальне. А душа тут не знали, поэтому приходилось обливаться из ковшиков. Даже в их бедном домике в Орешнике был душ! А здесь, где золото под ногами хрустит (Ангелина покосилась на блестящую, хотя уже и чуть припыленную груду под ее окном), никто не додумался до этого полезнейшего изобретения!

Поймав себя на том, что уже мысленно ругается, как торговка, и совсем неприлично ноет, Ани потерла спину и зашагала к своим покоям, приводя мысли и настроение в порядок. Нельзя срываться, нельзя терять хладнокровие. Если ты показываешь свои настоящие эмоции – становишься уязвимой для манипуляторов. А красноволосый Нории был, безусловно, крайне искусен в этом виде управления людьми.

Эмоции от недавнего посещения засыпанной песком Тафии и нищей пустынной стоянки уже улеглись, остался только голый рационализм. Ночью она все обдумала. Ей есть что предложить дракону. А если он не согласится – тогда придется снова бежать. И в этот раз ее не поймают.

Ковшик был к услугам Ангелины, и она, ополоснувшись, с тоской посмотрела за высокую арку – там в огромном бассейне заманчиво плескалась прохладная вода. Отвернулась и пошла завтракать.

Служанки уже заканчивали накрывать на стол, поклонились ей и вышли. Общаться не хотелось ни с кем, живот болел все сильнее, и принцесса, вяло пощипав лепешку и выпив прохладного лимонада, улеглась в постель, положила на живот подушку, подтянула ноги.

Обезболивающего у этих дикарей тоже не имелось, да и никогда раньше у нее не случалось таких болей. Хотя сама виновата – нечего было напрягаться с утра.

Ани даже забылась немного, погрузившись в болезненную дрему, скорчившись еще сильнее и сжимая зубы, чтобы не начать позорно постанывать, но услышала-таки тихие шаги, повернулась. Дракон выбрал самое удачное время для визита.

Он стоял у кровати, смотрел на нее, а ей хотелось заорать, чтобы он убирался к демонам, запустить в него подушкой. Но Ангелина промолчала, вытянула ноги, хотя все внутри скрутило от боли, приподнялась и села. С прямой спиной, как обычно.

– Тебе больно, – он не спрашивал, а утверждал. – Что случилось?

– Я собиралась поспать. Вы не могли бы зайти позже? – ответила принцесса, вставая. Сидеть и смотреть на него снизу вверх было неприятно. Как будто она собачка у ног хозяина. Хотя и сейчас он возвышался над ней, рассматривая в своей обычной манере, немного склонив набок голову. Потянул носом воздух:

– У тебя лунные дни? Тебе из-за этого плохо? Я могу помочь.

Такта в нем было хоть отбавляй.

– Нории, – она остановилась. Как без смущения объяснить существу, немыслимо далеко отстоящему от тебя по культуре, что подобные вещи обсуждать с мужчинами не принято, что это сугубо интимная тема? Никак. Поэтому продолжила совсем о другом: – Раз вы отказываетесь уходить, присаживайтесь. Я хочу с вами поговорить.

Закружилась голова, и принцесса моргнула несколько раз, чтобы восстановить резкость. Владыка-дракон вдруг оказался очень близко, придержал ее за спину. И тотчас стало прохладнее, будто ее жар утекал в его ладонь.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы иногда быть слабой, сафаиита, – пророкотал Нории. Его лицо расплывалось – голова кружилась все сильнее. – Ты не можешь просить, но я помогу и без просьбы. Ляг.

– Со мной все в порядке, – упрямо сказала она. – Отойдите и не прикасайтесь ко мне.

– Ляг, женщина, – приказал дракон, – и хватит спорить. Если захочешь, я никогда не вспомню об этом. Но в моем доме тебе никогда не должно быть больно.

– Уберите руку, Нории, – тихо и сердито произнесла Ани, с жесткостью глядя в зеленые глаза и не собираясь отступать. – Уберите немедленно. Сядьте в кресло и выслушайте меня.

Он с неодобрением покачал головой, как-то перехватил ее, поднял на руки и уложил на постель спиной вверх.

– Кажется, только силой можно заставить тебя не вредить себе, – говорил он, через одежду больно и умело нажимая на какие-то точки на спине, – до чего же упрямая женщина. Красный щедро отпустил вам силы духа, но забыл добавить благоразумия.

Спину отпускало, перестал дергать болью живот, и Нории поднялся выше, к сочленению между шеей и плечом, нажал большими пальцами так, что у нее чуть не брызнули из глаз слезы. Но она молчала – кричать и вырываться было глупо. И недостойно.

– Женщина должна уметь плакать, – проговорил он, проворачивая пальцами на болезненных точках, – должна уметь просить о помощи, должна быть мягкой, а не подобной холодной скале. У тебя плечи, как камень, потому что ты несешь на себе целый мир и не хочешь никому доверить эту ношу. Спи, принцесса. Повоюешь со мной потом. Будь сейчас слабой, никто не узнает, обещаю.

«Главное, что ты уже знаешь», – подумала Ангелина, но глаза закрылись, голова затуманилась. Больше ничего не болело, и жарко не было. Было хорошо.

Нории вышел из покоев упрямой невесты, чувствуя, как пульсирует тело от впитанного беспокойного огня, прошел мимо поворота к гарему, решив, что сегодня на ночь нужно взять женщину, а то и не одну, и отправился на свою половину. С утра начали слетаться выжившие драконы его клана, и долг хозяина требовал принять их и поговорить.

Они расположились в большом зале, где тихо сновали слуги, обслуживая волшебных гостей. Поэт Мири, улетевший южнее, к морю, и ожививший там кусочек побережья, словно принес с собой запах соли и пряностей. Сейчас он терзал гитару, напевая смущающейся рыжей малышке Медите веселую песню о брачных полетах. Он сочинил ее специально для Чета, который почему-то запаздывал, но Нории не сомневался, что Мири еще не раз исполнит ее на бис. Рыжая Медита краснела – она еще ни разу не вылетала, но слушала внимательно, поблескивая глазами.