Нил Клейд - Человек-паук. Последняя охота Крэйвена

У каждого человека есть свой Паук.

Сергей вытянул шею, подняв голову с львиной гривой волос, и заглянул Человеку-пауку в глаза. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга – Охотник и добыча, победитель и побеждённый, злодей и герой. В глазах Сергея блеснули слёзы. Он вновь почувствовал себя очень старым.

У каждого человека есть свой Паук, и возможно, я был твоим Пауком.

Сергей махнул рукой.

– Иди! Ты свободен.

Человек-паук недоверчиво покосился на него.

– И это всё? – Он сжал кулаки, готовый продолжить бессмысленную борьбу. – Думаешь, после всего, что ты сделал, я так просто…

– Ты же не позволишь Паразиту спокойно разгуливать по улицам? Иди, Человек-паук. Следуй своему долгу.

Человек-паук высунулся наружу, подставив голову дождю. Вода попала в свежие раны, и он сморщился от боли.

– Уйти и оставить тебя охотиться, портить людям жизнь и использовать их, чтобы.

Сергей повернулся и пошёл прочь, предоставляя Человеку-пауку свободу выбирать.

Глаза Охотника будто налились свинцом, плечи поникли, будто с них только что упал тяжкий груз. На мгновение он остановился и сказал Человеку-пауку через плечо:

– Человек-паук, за столько лет ты должен быть понять, что я – человек слова.

Сергей положил руку на сердце и сжал пальцы в кулак. Его глаза буравили белые, пустые глазницы маски Человека-паука.

– Клянусь, что с этого дня Крэйвен-охотник перестанет охотиться.

Сейчас, в конце пути, Сергей не чувствовал ни тоски, ни грусти. Он чувствовал лишь гордость и приближение развязки. Не просто развязки, а чего-то большего.

Человек-паук не ответил взаимностью на откровенность Сергея. Он сгруппировался, ухватился дрожащими пальцами за стену и опустил голову.

– Я ещё вернусь, – сказал он и прыгнул из окна под дождь.

Он выпустил паутину и полетел сквозь грозу, под сверкающими над Манхэттеном молниями.

Сергей вернулся к окну и выглянул наружу сквозь осколки стекла, провожая взглядом своего заклятого врага и своего единственного друга, пока тот не скрылся в ночи.

«Я вернусь», – сказал Человек-паук.

Сергей в этом не сомневался. У каждого человека, будь то мужчина или женщина, у каждой нации, да и у каждой эпохи, раз уж на то пошло, был свой Паук.

Моим был ты.

«Какое тяжкое бремя», – подумал Сергей, задумчиво глядя, как давно знакомый костюм мелькает за стеной дождя. Ещё немного, и Человек– паук растворился в угрюмом небесном потоке среди тяжёлых серых туч и громадных зданий.

«Какое тяжкое бремя», – снова подумал Сергей.

И какая честь.

Прощай.

СЕРГЕЙ КРАВИНОВдошёл до библиотеки, плечом толкнул тяжёлую дверь и вошёл внутрь. Не обращая внимания на книги и карты, он направился прямиком к столу, где среди альбомов и рамок с фотографиями лежал его халат. Он набросил его на своё мускулистое, но старое тело, подпоясался. Сергей уже отбросил церемониальное одеяние Охотника, шкуру, которую столько лет носил в удушливых, запутанных каменных джунглях, служивших ему домом с тех пор, как он покинул саванны и джунгли дорогой его сердцу Африки. Эту шкуру Сергей носил в честь отца, много лет назад лишившегося покоя, титулов и покинувшего вместе с семьёй свою любимую Россию.

Сергей смахнул со стола альбомы и газеты. Окна дрожали от ветра и дождя. Сверкнула молния, осветив помещение библиотеки и фотографии на столе. Сергей пробежал мозолистыми пальцами по пыльным рамкам и поднёс одну из фотографий к глазам. Это был его детский портрет, на котором он во весь рот улыбался на фоне угрюмых родителей.

«Мне так спокойно, – подумал Сергей, – как будто внутри развязался какой-то узел, сотканный из страха и гнева».

Он посмотрел в глаза своего юного «Я» в поисках ответа, в поисках истины, но ничего не нашёл. «Столько лет прошло с тех пор, как я бежал из России, чтобы задыхаться здесь, в Америке, как нашёл свободу – нет, славу – в джунглях. Столько лет прошло, а я так и не познал счастья».

Мысли роились в голове Сергея. Он вытер пыль с рамки. Где теперь человек может найти счастье? Сергей пошарил рукой по столу и нащупал кнопку. За спиной открылся проход в часовню. Сергей на цыпочках, звериной поступью обогнул стол, сам того не сознавая, и, не выпуская из рук фотографии, прошёл в часовню. Дверь закрылась за его спиной.

«Я – Кравинов, – сказал про себя Сергей, – и будь мои отец и мать живы, они бы пришли в ужас при виде этой израненной, испуганной зверушки, зовущейся цивилизацией».

Он вошёл в самое сердце часовни. Тусклый свет свечей отбрасывал тени на стены и окна.

«Они бы пришли в ужас, – подумал Сергей, – но и немного обрадовались бы».

Сергей прошёл мимо скамеек и мутных мозаичных окон и наконец оказался у поджидавшего посреди часовни гроба, обитого изнутри бархатом и отделанного медью. Гроб был окружён свечами и цветочными композициями, привезёнными из Москвы, с Мадагаскара и Ближнего Востока. Сергей поднялся по ступенькам к гробу и поставил портрет рядом с дрогами.

«Теперь я могу познать счастье, – подумал он. – Оно прячется где-то рядом, быть может, прямо за этими стенами, в шуме дождя или неистовых раскатах грома».

Мир, покой, счастье.

Сергей с улыбкой заглянул в гроб и нащупал внутри предмет, который дожидался его там.

Развязка близка.

Сергей – более не Охотник, а человек, зверь, Кравинов – взял винтовку, подержал в руках, словно взвешивая, покрутил. Погладил приклад, сильными мозолистыми пальцами сжал холодный ствол. Уникальная винтовка была изготовлена специально для Охотника на базе «Ремингтона 700».

Над головой, словно фанфары, ударил гром. Сергей взял винтовку двумя руками и направил ствол на себя.

«Я был Пауком», – думал Сергей, засовывая ствол в рот. Часовня содрогнулась от очередного раската грома.

«Я был Охотником», – вспоминал он, кладя палец на курок.

Я был Кравиновым.

Одинокая слеза скатилась по щеке Сергея и упала на цевьё винтовки. С фотографии сквозь годы на него смотрели глаза матери, словно моля, чтобы всё поскорее закончилось.

Говорили, что моя мать сошла с ума.

Крэйвен-охотник спустил курок и погрузился в холод и мрак.

(ТУК-ТУК)

Человек-паук двигался на зов барабанов по сточному туннелю. Обличающие голоса больше не преследовали его, вместо них раздавалось лишь загадочное, размеренное сердцебиение.

(тук-тук)

Сквозь звук сердцебиения прорывался слабый ласковый шёпот.

(выходи, выходи, ВОЗВРАЩАЙСЯ)