Салли Грин - Половинный код. Тот, кто спасет

Я помню, как был зверем в тот раз, не все, но в основном помню. Тогда я не охотился. Я просто был в его теле, хотя и не знаю, что это было за тело. Судя по отпечаткам лап, волк или большая собака. Впечатление было такое, как будто мое другое я решило меня покатать, помочь разобраться, что к чему, дать привыкнуть, но я все равно оставался пассажиром; за рулем был он. Но я все равно чувствую себя лучше, ведь я теперь могу сам вызывать превращение. Уверен, что, когда понадобится, смогу превратиться и обратно.

Так что сегодняшнюю ночь я решаю провести в доме, в своем теле, отчасти потому, что надеюсь на возвращение Несбита, отчасти потому, что не хочу так скоро превращаться опять. Я лежу на одной из двух кроватей в комнате Габриэля и думаю позитивно.

Я живой. У меня есть Дар, и он начинает мне подчиняться. Это большое дело. Я живой. У меня есть Дар, и он начинает мне подчиняться.

Суперпозитивно.

Мне нравится Анна-Лиза. Я много о ней думаю, и она мне нравится. Сильно. И я ей тоже нравлюсь. Кажется.

Анне-Лизе сейчас, наверное, не больно, она не страдает. Она спит, ее сон похож на смерть, – это опасно, но вряд ли она сама это чувствует.

Теперь мы знаем, где бункер Меркури. Если Анна-Лиза там, то я уверен, что мы ее вытащим. У нас есть шанс победить Меркури. Четверо против одного – это не так уж мало. Конечно, у нее есть преимущество игры на домашнем поле, зато элемент неожиданности на нашей стороне. Она очень сильна. Но и мы не слабы. У нас есть шанс. Хотя она, конечно, может заморозить нас всех одним дыханием, или сдуть – в буквальном смысле, – или я не знаю, что еще, перебить нас градом размером с булыжник, к примеру.

Нас четверо против Меркури, а это значит, что я до сих пор не убил Несбита. И вряд ли теперь убью. Он уже не достает меня так, как раньше.

Если мы выживем, я снова буду с Анной-Лизой. Конечно, проблемы на этом не кончатся, вся затея с альянсом еще впереди, так что до спокойной жизни еще далеко, но мы будем вместе. Мне так хочется поцеловать ее по-настоящему и сделать с ней все то, о чем я мечтал годами, но на что у меня никогда не было шанса, и…

– Ты в порядке?

Это Габриэль. Он здесь, рядом со мной, как всегда.

– Ага. Просто лежу, думаю разные мысли… Позитивные.

– Ясно. Значит, ты думаешь о ней. Об Анне-Лизе.

– Чуть-чуть. Знаешь, мне кажется, у нас есть шанс справиться с этой задачей. Спасти ее. И самим остаться в живых.

Он не отвечает.

– Что ты думаешь?

– Меркури наверняка постарается нас убить, очень постарается. У нее это хорошо получается.

Я пытаюсь удержаться в позитиве и говорю:

– И, по-моему, альянс тоже штука не безнадежная. В том смысле, что он может многое изменить. Всего через год весь ведовской мир может стать совсем другим.

Габриэль встает, и я поворачиваюсь взглянуть на него. Он стоит, прислонившись к стене, и смотрит в окно. Небо за окном темное, пасмурное. В комнате тускло светится зеленоватый ночной дым.

Вдруг он поворачивает ко мне голову, и тут же снова отворачивается к окну. Движение такое порывистое и напряженное, как будто он хотел что-то сказать, но не решился.

– Ты злишься? – спрашиваю я.

Он не сразу, но отвечает:

– Да, чуть-чуть. А может, и не чуть-чуть.

– На меня?

– На кого же еще.

– Почему?

– Я не хочу умирать, Натан. Не хочу отдавать жизнь за девушку, которую я презираю. Которой не доверяю. Которая, как мне кажется, уже предала тебя и предаст опять. А ты, – уж позволь мне немножечко побыть эгоистом, – тут он снова поворачивается ко мне, – меньше всего интересуешься тем, чего мне хочется, а чего нет, так ведь?

Я пытаюсь найти слова, чтобы сказать ему, как он мне нравится, как я ценю его самого и его помощь. Глупо, конечно, но все лучше, чем ничего. Я начинаю:

– Габриэль, ты мой друг. Ты особенный. Я бы не смог…

– Ах, ты даже знаешь, что я особенный? Разве тебе не наплевать? – перебивает он меня, на этот раз громко. – Ты ведь так погружен в собственные драмы, что ничего кругом не замечаешь.

– Габриэль.

– Моя первая жертва, – перебивает он меня. – Я застрелил ее в голову. В упор. Она валялась у меня в ногах; я связал ей руки, связал лодыжки. Она плакала. Умоляла. Просила не убивать ее. Я выстрелил ей в голову, стоя прямо над ней, ствол моего пистолета упирался ей в лоб. Она смотрела на меня снизу вверх. Я нагнулся, прижал пистолет к ее лбу и спустил курок. Чтобы добить ее, я выстрелил еще раз, когда ее тело уже лежало у моих ног. А потом я перевернул ее на спину и выстрелил опять, прямо в сердце, чтобы уж точно наверняка.

– Ты хочешь меня шокировать. – Я встаю и подхожу к нему, но его вид переворачивает мне все нутро.

Вид у него такой же, как всегда. Непринужденный.

– Кто она была? – спрашиваю я.

– Так, одна девушка. Она выдала Белым Ведьмам мою сестру. Ее звали Кэтлин. Полукровка, сестра ей доверяла, я сам ей доверял. Теперь ты, наверное, скажешь: «Ага, значит, и Габриэль делает ошибки – значит, и он не всегда правильно судит о людях». И знаешь, что я тебе отвечу? Я скажу: «Ты прав. Конечно, ты прав». Людей вообще трудно понимать, и знаешь почему? Они меняются, Натан. Они меняются. Моя сестра доверяла Кэтлин, и правильно делала, потому что та была хорошей, доброй, милой, она пыталась помочь. Она была за нас, сначала. И знаешь что? Ее все-таки заставили нас предать. Они это умеют, они меняют людей.

– Это еще не значит, что так было и с Анной-Лизой.

– Нет, не значит. И я могу ошибаться, Натан. Возможно, она тебя не предавала. Но когда я вижу Анну-Лизу, я всегда вспоминаю Кэтлин.

– Габриэль…

– Честно говоря, я понимаю, что у Кэтлин почти не было выбора, почти. Она была полукровкой, наполовину Белой, и, не согласись она на их условия, они превратили бы ее жизнь в ад. Но из-за нее поймали мою сестру. Ей нравился один Белый Колдун. Кэтлин помогала им обмениваться письмами. А потом моя сестра решила пойти к нему на свидание, на территорию Белых. Она всегда была порывистой, импульсивной, решительной. Ее поймали. Ей было семнадцать. Тому парню тоже. Его продержали в тюрьме месяц и отпустили. А мою сестру повесили. Не знаю, что они делали с ней до этого. Как, по-твоему, Натан?

Я молчу. Я знаю, что ему не нужен ответ.

– Я все еще ненавижу Кэтлин. Неделями после ее убийства я жалел, что не могу убить ее еще раз, только не так быстро, а чтобы она испытывала страх, мучения, страдания, как моя сестра.

Я подхожу к нему вплотную. Обнимаю его. В первый раз я делаю это сам.