Салли Грин - Половинный код. Тот, кто спасет

– Да. Я смогу приготовить его, если у меня будет что-нибудь от Пайлот и что-нибудь от Меркури. – Она без особой надежды смотрит на Габриэля. – У тебя, наверное, ничего такого нет?

– Есть булавка, которую я снял с Розы. Меркури делала их сама и давала ей. – Габриэль показывает ее Ван, но та качает головой. – Это магия. Если я воспользуюсь ею, она может исказить магию снадобья.

– Другого выхода нет. Придется пробовать зелье правды, – говорю я.

– У нас мало времени, – стоит на своем Ван.

Габриэль говорит:

– Может, мы просто спросим у нее, когда она придет в себя; вдруг она передумает.

– Вряд ли, но другого выхода у нас нет. Она проснется через пару часов. А до тех пор мы будем отдыхать. Мы все устали.

– Прямо здесь? – переспрашивает Несбит, озираясь на окружающее нас огромное пустое пространство.

– Да, – отвечает Ван. – В месте последнего упокоения Пайлот.

Темнеет, я ухожу в поле, ложусь на голую землю и закрываю глаза. В голове у меня каша.

Засыпая, я думаю об Анне-Лизе. Я иду с ней вдоль реки, по цветущему лугу, небо над нашими головами ярко-синее. Мы с ней ложимся на траву, вокруг перекликаются птицы. Ветерок треплет мою рубашку, солнце пригревает лицо. Я перекатываюсь на бок. Анна-Лиза смотрит в небо; ее кожа сияет, раскрасневшись на солнце, и она что-то говорит, шевелит губами, но я не слушаю, а просто думаю о том, как мне нравится смотреть на нее. Я тихонько дую ей в ухо, ожидая, что она улыбнется, но она не улыбается; она продолжает говорить. Я нагибаюсь, чтобы поцеловать ее, но она не отвечает на мой поцелуй, и тогда я ложусь так, чтобы глядеть на нее сверху, прямо ей в глаза. Глаза у нее такие же синие, как всегда, но они не видят меня: они вообще ничего не видят, серебряные блестки в них замерли. Застыли. И тут меня как будто подбрасывает над ней, и я не могу коснуться ее. Она лежит на земле, двигает губами, но не говорит; она хватает ртом воздух, испускает свой последний вздох. Меня уносит от нее все дальше, с высоты я вижу, что она лежит на траве у коттеджа, а Меркури стоит над ней, и штормовой ветер относит меня от нее, и я кричу на Меркури. Тут я просыпаюсь и сажусь.

Габриэль рядом.

– В чем дело? Ты кричал во сне.

– Я в порядке. В порядке. У меня есть кое-что от Меркури.

Ван широко улыбается.

– Отлично.

– Да?

– Да. – В руке у нее клочок бумаги, который дала мне Меркури. Тот самый, на котором она нарисовала карту, чтобы я мог найти дом, где была база Клея.

Сложенный во много раз, он сплющился, не один раз промок и высох, истерся так, что его края стали круглыми, а в центре образовалась дыра. Но это была вещь Меркури – когда-то она принадлежала ей. Лучше того, на нем был ее почерк, еще видимый, и, что важнее всего, если верить Ван, Меркури сама дала его мне – это не украденная вещь, а полученная по желанию дающего.

Идеальный предмет для зелья.

– Разумеется, это означает, что реципиентом видения Пайлот должен стать ты.

– О’кей.

– То есть ты сам приготовишь зелье и сам выпьешь его. Оно как река, текущая через страну ее сознания, несущая ее память к тебе.

– О’кей, – повторяю я, но уже не так беззаботно.

– Тебе придется сделать надрез, из которого она будет вытекать, и стать ее новым вместилищем.

– Какой надрез?

– Для зелья нам нужна ее кровь. Много крови. Тебе придется выжать ее досуха.

– Что?

– Она все равно умирает, Натан.

Раньше я думал, что никогда не буду убивать людей. Помню, в детстве, слушая рассказы о том, как Охотники загоняют Черных Ведьм до смерти, я думал, что ни за что не стану так делать. Никогда никого не убью. И вот, в солидном возрасте полных семнадцати лет, я уже укокошил пятерых. И собираюсь убить шестую. А ведь Пайлот даже не пытается отнять у меня жизнь. Она сама умирает, и это я должен отнять жизнь у нее. Еще одна смерть на моей совести.

И мне становится страшно оттого, что я так мало думаю об этих людях, которых убил. Раньше я считал, что воспоминания о жертвах днями и ночами преследуют их убийц, а сам почти забыл о своих. Вот и надо вспомнить о них сейчас, частью в знак уважения, частью чтобы убедиться, что у меня все же есть чувства. Первая была в Женеве, Охотница, которой я сломал шею. Ее я хорошо помню. Потом была еще Охотница в лесу, та, которая быстро бегала; я убил ее, когда был зверем. Потом был Киеран, которого я совсем не уважаю. Еще двое в Испании. Первую я помню, она была в сухой лощине. Я убил ее ножом в шею. Вторая лежала под оливковым деревом. Под ним было столько оливок, что земли не видно. Их я хорошо помню: зеленые, крупные, зрелые, иные даже полопались и были похожи на большие зеленые кляксы. А вот Охотницу я помню хуже. Надо же, землю под ней помню, а ее саму нет!

Я убил пятерых людей.

Скоро их станет шестеро.

Если я справлюсь.

Пайлот лежит на земле. Под головой у нее подушка из свернутого в несколько слоев автомобильного коврика. Перс сидит рядом с ней, держит ее за руку. Ван уже несколько часов сидит в окружении пробирок и баночек из своего саквояжа. Она долго толкла и смешивала ингредиенты и вот теперь говорит, что готова. Обращается к Пайлот. Габриэль переводит:

– Она объясняет ей, что мы не будем делать с ней это, если она сама скажет нам, где дом. Она говорит, что сможет облегчить ей боль.

– А что говорит Пайлот? – Но я, кажется, и так догадываюсь.

– В общем, нет.

Тогда Ван заговаривает с Перс, наверное, объясняет, что сейчас будет. Я жду, что Перс плюнет в Ван, бросится на нее с кулаками, будет плакать и жаловаться, но она только держит руку Пайлот и что-то шепчет ей.

Ван говорит мне:

– Перс – злобная маленькая хитрюга. Не смотри, что внешне она такая славная, Натан.

Перс вовсе не кажется мне славной, ни внешне, ни внутренне. Я знаю, что она и так меня ненавидит, а после того, что я сделаю сейчас, возненавидит еще сильнее. Для новой ненависти всегда найдется место.

Ван объяснила мне, что делать. Надо разрезать руку Пайлот по всей длине, прямо через вену. Пайлот должна видеть и знать, что я делаю. Я соберу ее кровь и добавлю к зелью, которое приготовила Ван. Крови должно быть много. Пайлот умрет. Она и должна умереть. Лучше всего будет, если я выпью зелье, когда она умрет.

Ван говорит:

– В голове Пайлот много воспоминаний; но она должна понимать, что именно тебе нужно и до какой степени. Когда будешь резать ее, думай о Меркури, о крови Пайлот и о том, что тебе нужно забрать воспоминания Пайлот о доме Меркури.

На Пайлот платье с широкими рукавами до запястий, один из них Ван закатала, обнажив длинную худую руку. Под бледной кожей, в глубине руки, хорошо видна широкая синяя вена.

Я беру нож, подношу его к руке Пайлот и тут же отнимаю. Я не готов. Надо собраться. Настроиться.