Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)

Там были поселенцы. На всех рисунках. Говард, и тот второй, с окуляром вместо глаза, и другие тоже. Всех объединяло одно: механические части тел, темная кожа и серебряные, неподвижные, глядящие в самую душу глаза. И еще Мэри рисовала машины. Не только те, которые могла видеть на ферме.

– Боже, что это. Что это, черт подери, такое, – прошептал Эмерсон.

Его взгляд упал на последний рисунок, незаконченный – она, наверное, работала как раз над ним, когда на нее напали. Рисунок изображал конструкцию наподобие крепостной стены, усеянную бойницами, выдвижными пушками, еще какими-то непонятными и угрожающими компонентами. Она видела что-то. Эта чертова индианка завела ее в джунгли, и Мэри увидела что-то, что ей видеть не положено.

Эмерсон судорожно стиснул последний рисунок, вскочил на ноги и помчался обратно.

– Дженкинс! Дженкинс! Выходите сейчас же!

Дженкинс на правах управляющего жил в поместье, в небольшой пристройке позади дома. На бешеный крик Эмерсона он вышел не сразу, но на его лице была написана неподдельная тревога.

– Мистер Эмерсон, сэр? Что-то случилось?

– Эти твари… из Поселения… они забрали мою Мэри! – крикнул Эмерсон, задыхаясь.

Тревога тотчас исчезла с лица мистера Дженкинса.

– О, – произнес он. – Вот как.

– О, вот как?! И это все, что вы можете сказать?!

– Мне очень жаль, сэр. Я не мог подумать, что юная миссис может представлять для них интерес. Обычно они не трогают хозяев, я хочу сказать, что такого прежде ни разу…

Он осекся, когда Эмерсон сгреб его за грудки.

– Вот что, – прохрипел Эмерсон. – Я понятия не имею, что ты бормочешь, но ты немедленно отправишься за рабочими. Даю тебе на это полчаса. Потом мы выступаем в лес искать мою жену.

– Нет, сэр. Боюсь, это невозможно.

Эмерсон отпустил его. Дженкинс отступил на шаг и аккуратно расправил смятый воротничок. Опустил взгляд – и тут заметил рисунок Мэри, который Эмерсон все еще инстинктивно сжимал в кулаке, словно путеводную карту. Дженкинс нахмурился. Его голос зазвучал сухо:

– Я, конечно, могу послать за рабочими, но они откажутся приходить. Даже если вы пригрозите уволить назавтра их всех. Никто из местных не пойдет в Поселение, в этом я вам ручаюсь.

– Плевать, – выдавил Эмерсон, трясясь от бешенства, от страха за участь жены и от бессильной злобы, которую будил в нем этот любезный и безжалостный человек. – Без вас обойдусь.

– Это было бы опрометчиво. Видите ли, они не подпустят вас близко к стене. А сама стена заперта механическими воротами, которые невозможно открыть снаружи.

Эмерсон не удостоил его ответом. Он пошел на конюшню, седлал коня и вскочил на него, разворачиваясь спиной к джунглям. Дженкинс следил за его действиями с вновь появившейся тревогой. Вот только Эмерсон уже понимал, что тревожится он вовсе не за Мэри.

– Что бы вы ни задумали, сэр, не стоит, право! – крикнул Дженкинс ему вслед.

Но Эмерсон уже пришпорил коня.

Поместье располагалось в десяти милях от деревни индусов. Когда Эмерсон добрался туда, стояла уже глухая ночь, деревня была погружена во тьму и казалась вымершей. Но быстро проснулась, когда в нее ворвался всадник, выкрикивающий что-то на языке британцев. Этого языка в деревне никто не знал, включая старосту, разбуженного и выбежавшего на шум. С большим трудом, изъясняясь красноречивыми знаками и подкрепляя свои требования грозным видом, Эмерсон сумел наконец объяснить, что случилось. Едва индусы поняли, что он говорит о проклятом Поселении, как улицы тотчас опустели снова. Люди просто развернулись и ушли обратно в свои дома, совершенно перестав замечать Эмерсона. Староста остался немного дольше, но и от него Эмерсон добился лишь виноватого «нахи, нахи, манахай», что означало недвусмысленный отказ. Дженкинс сказал правду: никто здесь не желал и помыслить о том, чтобы вторгнуться в Поселение. Тем более ради белого плантатора-британца, который приехал сюда всего неделю назад.

Эмерсон уже стал отчаиваться, как вдруг ему наконец повезло. Из темноты выступило несколько небритых лиц – пять или шесть мужчин, плохо одетых, дурно пахнущих и крайне подозрительно выглядящих. Зато они говорили по-английски. Их вожак, плечистый громила с изрытым оспинами лицом, сказал, что ежели у мистера есть работенка и мистер готов заплатить вперед, то они согласны хоть к черту в пасть, потому как туземные суеверия для них значат не больше плевка. Эмерсон не сомневался, что это беглые каторжники или еще какие-то головорезы в этом роде. Более того, он понимал, что если отправится с ними в свое поместье, то они вполне могут ограбить и убить его по дороге. Но у него не оставалось выбора. Если Бог послал ему этих людей именно сейчас, когда он так нуждается в помощи, – не может быть, чтобы они его предали.

Он согласился на все их условия и вскоре уже скакал через лес обратно к плантации во главе небольшого отряда, с шумом рассекавшего качающиеся на пути лианы.

Как ни странно, наемники сдержали слово. В поместье Эмерсон направился прямо к сейфу, вынул из него тридцатьфунтов золотом и, выйдя во двор, вручил главарю. Тот пересчитал, кивнул и, быстро поделив оплату между подельниками, сказал, что можно ехать. Эмерсон выдохнул от облегчения. Теперь, с этими молодчиками, он был уверен в успехе. Он спасет Мэри из лап этих чудовищ, непременно спасет!

Та часть джунглей, что вела к Поселению, казалась почти непролазной. Но, углубившись в лес, Эмерсон обнаружил дорогу – широкую и столь тщательно укатанную, что она казалась вымощенной. По этой дороге поселенцы ездили на своих машинах, они, видимо, и проложили ее. Сейчас это сыграло Эмерсону на руку. Ночь стояла темная, лишь редкие звезды скупо поблескивали на небе, джунгли поднимались по бокам от дороги высокой душной стеной, волновались и дышали, точно живое, враждебное существо. Время от времени раздавались резкие вскрики обезьян и вопли неведомых птиц, неприятно похожие на плач человеческих младенцев. Но наемники держались бодро, не выказывая и тени страха, так что отряд продвигался через лес, все больше углубляясь в джунгли.

Туча, закрывавшая луну, рассеялась, и Эмерсон наконец увидел стену. Точно такую, как на рисунке Мэри. Только по рисунку невозможно было даже предположить, как она огромна. Футов пятнадцати в высоту, она тянулась на запад и на восток, нигде не образовывая углов или изгибов. Дорога упиралась прямо в нее, а по бокам стоял непролазный лес. Впрочем, Эмерсон не сомневался, что стену не удастся обогнуть или обойти. Он придержал коня в двадцати ярдах от стены и туго натянул поводья.

– Эй, вы! Там, за стеной! Мое имя Чарльз Эмерсон, и я пришел за своей женой.

Стена молчала. Во тьме невозможно было различить ее цвет и разглядеть конструкцию во всех подробностях. Эмерсон видел только, что это вновь сплав жести и меди, широких раструбов и клепаного металла, навесных карнизов и проводов – наподобие того, что он уже видел раньше. Стена не выглядела стеной – она выглядела еще одной машиной. Самой огромной и самой страшной из всех, какие можно представить. И непроницаемая тишина, которая ее окутывала, лишь усиливала это чувство.