Вадим Панов - Сокровища чистого разума

– Я слишком высоко тебя ценю, чтобы позволить заменить меня, – разбил мечты помощника Алоиз. – Если я не рискую сам, я не рискую и тобой. Это не обсуждается.

– Не знал, что вы суеверны, синьор инженер. – Несчастный Тогледо не смог уследить за лицом, на котором отразилось горькое разочарование. – Извините.

– Это не суеверие, это вера. – Холь дружески потрепал помощника по плечу. – Однажды Агафрена попросила Артемиду не сопровождать меня. Даже не попросила: Агафрена потребовала, а поняв, что ей не верят, устроила истерику…

Тогледо опустил глаза: он знал, что услышит дальше.

– Из той поездки я вернулся один, – глухо закончил инженер. – И теперь знаю, что Агафрена тонко чувствует тех, кого любит.

И, сам того не заметив, проговорился. Объяснил Тогледо причину изменившегося отношения Вениамина.

«Узнав, кем в действительности является Эзра… в смысле, кем он был до возвращения на Менсалу, я, разумеется, изумился, чтоб меня в алкагест окунуло. Нет, сначала я ни разу не поверил, решил, что перепачканный и переломанный Бааламестре издевается над несчастным и таким же переломанным алхимиком, волею судьбы заброшенным на никчемную и злую планету, но недоверие быстро исчезло, буквально через секунду. Каронимо, очевидно, не лгал, и мне оставалось лишь принять тот факт, что крупным кладбищем металлолома – трибердийской Паровой Помойкой – заправляет полноценное научное светило, академик, профессор и многократный почётный член, чтоб его в алкагест окунуло и прополоскало.

И я стал к старику присматриваться. Ну, не следить, конечно, а присматриваться, относиться внимательно…

А как бы вы поступили на моём месте?

Заслуженный… Да что там заслуженный – прославленный! – учёный, имеющий собственную кафедру и готовящийся основать собственную школу, бросает всё и возвращается на охваченную гражданской войной родину, чтобы учить грамоте ребятишек, основать курсы для начинающих механиков и владеть огромной свалкой военного металлолома. Сюжет, достойный эпической драмы.

Вы так не считаете? Ну, значит, на вашем пути попадалось немало знаменитостей, отказавшихся от достигнутого ради…

А вот ради чего Эзра плюнул на свою прекрасную жизнь и ещё более прекрасную карьеру, я и хотел выяснить. И Каронимо хотел. И Павел. И множество других людей по всему Герметикону ломали головы над вопросами: Зачем он отказался? Что получил взамен?

Маленькую школу на краю Помойки, в которую свозили талантливых ребятишек со всей Трибердии и где учили не только чтению и счёту, но алгебре и физике, заставляли читать серьёзную литературу и рассказывали историю Герметикона. Он получил школу, выпускники которой, случалось, уезжали в лучшие университеты Кардонии, Луегары и даже Ожерелья – рекомендация магистра Кедовича гарантировала им получение стипендий. Сам Эзра вёл занятия только со старшими учениками, однако общался со всеми и был им не только директором, но много чего повидавшим дедом. Любимым дедом. Я видел, как дети смотрели на старика, и знаю, о чём говорю, чтоб меня в алкагест окунуло.

И ещё я видел, что в его отношении к детям не было ни грана фальши. Эзре нравилось их учить, нравилось давать шанс.

С таким же восторгом старик работал в мастерских, искренне радуясь каждой победе своих подопечных, тщательно обсуждая каждое их предложение, приучая не только трудиться, но думать, мечтать, стремиться к новому. На Помойке не только ремонтировали технику, но изобретали новые устройства, фантазировали. И пусть в основном потуги учеников Кедо могли вызвать в серьёзной учёной среде лишь ухмылку – пусть! – на Менсале сам факт существования конструкторского бюро казался чудом.

А создал это чудо Эзра.

Но для чего?

Мы довольно много общались… Впрочем, кому я лгу? «Мы» в данном случае звучит весьма самонадеянно. Кедо наведывался к нам по вечерам, иногда только выкурить трубку в компании, иногда распить бутылку вина, и в этом случае посиделки затягивались далеко за полночь, но тянуло старика к Павлу, к равному. Именно они говорили, а мы с Каронимо слушали и помалкивали, изредка позволяя себе вставлять замечания.

И именно во время одной из таких затянувшихся встреч Гатову удалось сподвигнуть Эзру на откровенность.

Ночь выдалась тёплой, мы сидели под открытым небом, у небольшого костра, который развели в специально вырытой ямке, и разговор, по обыкновению, шёл обо всём на свете. Сначала спорили о перспективах недавно открытых «пронзающих лучей», как выяснилось, Кедо заказывал контрабандистам научные журналы, а потому был в курсе всех последних открытий, затем обсудили совместный публичный доклад Астрологического флота и Верзийского Географического общества об открытии новой планеты в Северном Бисере, вяло сравнили известных исследователей, причём Эзра оказался большим почитателем Помпилио дер Даген Тура и уверенно заявил, что «лингиец ещё вернётся в Большие Приключения и укажет нынешним «героям» их настоящее место!»

До сих пор благодарен Павлу за то, что он утаил правду обо мне и не доложил Кедо, что я имею честь состоять корабельным алхимиком «Пытливого амуша». Терпеть не могу восхищения и пошлых расспросов…

Но я отвлёкся.

Итак, Эзра упомянул Помпилио, Каронимо ляпнул, что видел Помпилио на Кардонии, название планеты прозвучало, и Кедо прямо спросил Гатова:

«Почему ты стал работать на Дагомаро?»

Старик тоже был любопытен.

«Я был ему должен несколько лет жизни», – честно ответил Павел.

«За то, что он для тебя сделал?»

«Он сделал для меня больше всех на свете. Благодаря ему я тот, кто я есть».

И попал в расставленную Кедо ловушку:

«То есть ради самой Кардонии ты не вернулся бы?»

Я знаю точно: задай такой вопрос кто угодно ещё – быть драке. Гатов только с виду мелкий и щуплый, бьётся он, как цепарь, чтоб его в алкагест окунуло, и характер взрывной, спуску не даёт, но… но старику он ответил словами. Спокойно и немного печально:

«Когда я прилетел, о войне ещё не было речи».

«Но?» – поднял брови Эзра. Он действительно был очень умён.

«Иногда мне кажется, что война началась в том числе из-за меня, – глухо признал Павел. – Обстановка на планете накалялась, но наверняка можно было отыскать мирный выход, наверняка… К сожалению, мои изобретения подарили Дагомаро иллюзию могущества».

Деликатный Кедо не стал уточнять, о каких именно изобретениях идёт речь, промолчал, и это позволило Гатову задать встречный вопрос:

«Почему вернулся ты?»

И после своего откровения получил правдивый ответ: