Эндрю Фукуда - Добыча

Я сумел перестать плакать, но с дрожью, сотрясавшей все тело, совладать не мог. Я боялся, что отец опять начнет меня ругать, но вместо этого он обнял меня и прижал к себе, как будто хотел остановить дрожь своим телом. В его объятиях я чувствовал себя в безопасности.

— Я бы хотел, чтобы мы обратились, — сказал я, уткнувшись ему в грудь. Он напрягся. Я продолжил: — Почему нет, папа? Я устал постоянно врать и прятаться. Почему бы нам не обратиться? Это просто, я могу принести домой немного их слюны. — Я был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил, как его лицо исказил гнев. — Нам надо просто втереть немного слюны в маленький порез. Тогда нам не надо будет прятаться. Мы могли бы стать нормальными. Как все. Давай оба сделаем это, папа.

— Нет! — ответил отец, и его голос звучал как гром, раскаты которого до сих пор раздаются в моей памяти. — Нет, — он взял мое лицо в руки и посмотрел в глаза, — никогда не говори ничего подобного. Никогда не думай ничего подобного. Никогда!

Я кивнул, больше от страха, чем от понимания.

— Никогда не забывай, кто ты, Джин, — он сильнее стиснул мое лицо. Думаю, он не понимал, с какой силой меня держит. — Ты идеален таким, какой есть. Ты ценнее, чем все эти люди в городе. — Он говорил еще, обещал, клялся, что никогда меня не оставит. Его голос становился все тише и мягче, успокаивал меня, будто проникая в самую глубину моих генов. Он обнимал меня, пока я не затих.

Зуб так и не нашли. Вероятно, я его действительно проглотил. Но недели, месяцы и даже годы спустя я боялся, что где-то, в какой-то укромной трещине, лежит мой зуб, желтый и потускневший, и ждет, когда его найдут. Как и я сам: брошенный и ждущий, что меня в конце концов обнаружат.

И все-таки, хоть я и жил в крошечной трещине между двумя мирами, тогда, в объятиях отца, я ощутил глубокий и полный покой, который может дать только родительская любовь. В тот день я дал клятву, настолько полно проникшую в самую мою суть, что даже забыл о ней. До тех пор пока десять лет спустя, на лодке посреди незнакомой реки, не увидел свое имя на каменной табличке. Я вспомнил о своей клятве и снова дал ее: отец — мой мир, и если он исчезнет, я сделаю все, чтобы найти его. Дойду до самого края нашей несчастной земли.

Солнце скрылось, а вместе с ним и все праздничное настроение прошедшего дня. Земля утонула во тьме, а река, только недавно гладкая, как блестящие латы, подернулась лихорадочной рябью. Волны у берега вскипают белой пеной, как будто там мечутся призраки. Никто не произнес вслух слово «охотник», но нас охватывает страх, который написан на наших озабоченно наморщенных лбах, виден в глазах, нервно шарящих по берегу, чувствуется в спинах, затекших от невозможности лечь спать. Мы давно не ели, но наши тела научились обходиться без еды, за счет внутренних резервов. Однако скоро — через день, максимум через два — эти резервы закончатся и мы начнем поддаваться голоду.

Сисси, не сводя глаз с берега, точит свои кинжалы. Эпаф ходит взад-вперед по палубе. В руках у него дневник Ученого, он время от времени перелистывает страницы. Все начинается внезапно.

— Сисси, — шепчет Дэвид. Глаза у него от ужаса огромные, как блюдца.

Их трое. Они бегут тесной группой вдоль берега, всего в миле от нас. Они на четвереньках, с телами, как у гепардов, руки и ноги касаются земли, отталкиваются и с каждым прыжком кидают их вперед с невероятной скоростью. Бегущий впереди чуть замедляется, его место занимает другой. Я понимаю, что они делают, они используют поток воздуха за самым быстрым бегуном. Так можно бежать на десять процентов быстрее — серьезный плюс при путешествии в сотни миль длиной.

Проходит несколько секунд, и они уже рядом с нами. Выглядят кошмарно. Их кожа частично расплавилась от солнечного света, как пластмасса в печи, а теперь, с приходом ночи, застыла твердыми складками, сдвинутыми назад. То тут, то там на их телах видны клочья волос, торчащие, как уродливые пучки ниток из растрепанного ковра. Хотя нет, это не волосы, это остатки их солнцезащитных плащей, намертво вплавившиеся в кожу. Охотники превратились в бешеных бродячих животных: пена изо рта, больная кожа, отходящая от костей, ободранные лапы, бьющиеся о землю. Их глаза бешено шарят по берегу и ищут нас со страстью и тоской.

Третий охотник кажется мне странно знакомым, в этих расплавленных складках кожи мне видится лицо, которое я почти узнаю. На спине этой твари сумка — они все с сумками, — набитая чем-то, напоминающим по форме тяжелые инструменты и мотки веревки. Весит она, наверное, немало.

Их сила чудовищна, но не может не восхищать.

Они пробегают мимо.

— Сисси? — произносит Джейкоб.

Они даже не оглядываются. Их бледные фигуры скачками проносятся мимо нас и исчезают за гребнем небольшого холма. Они появляются на склоне следующего холма, далеко от нас, и такое чувство, что бегут еще быстрее.

— Мне это не нравится, — шепчет Сисси. Впервые за все время я вижу в ее глазах страх. — Они становятся умнее и сильнее, учатся новому, и с каждым днем их решимость растет.

Сисси права. Они впервые вступили в борьбу с добычей, чей ум и решимость им не уступают. Необходимость заставляет их выдумывать все новые и новые способы добраться до нас. Сисси нервно хлопает себя по бедру. Я вижу ее разочарование.

— Надо причалить, Сисси! — кричит Эпаф. — Если они впереди, мы просто не сможем плыть дальше.

Она смотрит вперед:

— Это может оказаться ловушкой. Возможно, сзади бежит еще одна группа охотников и ждет, что мы остановимся.

— Не думаю, что таков их план, — говорю я. — Они так не делают. Когда заходит речь об охоте на геперов, они становятся эгоистами. Они в принципе не могут думать о том, чтобы уступить другим. Если позади еще одна группа, то те, кто пробежал мимо нас, вообще ничего не получат. — Я тоже всматриваюсь в реку впереди. — Нет, группа только одна. Та, которая нас миновала.

— Они готовят ловушку? — спрашивает Сисси.

— Похоже на то, — морщусь я. — Не знаю точно.

— Тогда чего мы ждем, — спрашивает Эпаф. — Давайте пристанем к берегу.

Он поворачивается, чтобы идти к шесту.

— Стой! — одергивает его Сисси. — Может быть, на это они и надеются. Может быть, они обогнали нас и сейчас следят из-за тех холмов. Может быть, они хотят хитростью заставить нас пристать к берегу? Может, они просто ждут, что мы проявим глупость и сами уничтожим единственную преграду между нами — реку. Мы причалим, и через десять секунд нас схватят.

— Что же делать, Сисси? — спрашивает Дэвид.

В ее глазах я вижу железную решимость.

— Плывем дальше. Если они приготовили ловушку впереди, мы постараемся прорваться. Что бы нас ни ждало, мы будем бороться. Но сидеть, хлопая ушами, и ждать мы не будем. Мы пойдем навстречу судьбе, какова бы она ни была. — Она поворачивается ко мне: — Так делаю я.