Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

Сильно болел безымянный палец правой руки: зашиб только что, минуту назад, в неудачном падении рядом с подъездом.

Скользко.

Он левой рукой плотно обхватил повреждённый сустав, прижал к животу, наклонился и сильно сдавил.

Больно.

Здоровой рукой вытащил из карманов выручку, сложил кучками рядом, потом, на ощупь, развязал шнурки, освободился от обуви и принялся старательно разминать пальцы на ногах, прямо через шерстяные, с толстым ворсом носки. Прислушался: к навязчивому шуму в ушах примешивалась уверенная дробь капель, падающих в мойку из неисправного крана. «Вторую неделю обещаю хозяйке починить, – с раскаянием подумал Максим, – Может, сегодня?»

Но он знал, что сегодня у него не будет ни времени, ни сил для домашней работы. И завтра наверняка тоже.

«Пятница! – сказал он себе. – Я всё сделаю в пятницу».

Вспыхнул свет. На пороге комнаты стояла заспанная Татьяна.

– Почему в темноте? – спросила она и, поправив поясок на халате, протиснулась мимо Максима на кухню. – Я тебе с вечера оладьи приготовила, поешь?

Максим промолчал, размышляя, на какой вопрос отвечать первым. Но она, как обычно, не нуждалась в ответах:

– Сегодня ты вовремя. Укол через пять минут, так что перекуси. Уколешь и ляжешь спать. Я тебе массаж сделаю.

Зашумел, разогреваясь, чайник, хлопнула дверца холодильника.

– Две ампулы осталось, надо идти купить ещё лекарств.

– Как она? – вставил слово Максим.

– Ночью хрипела, а сейчас я подходила, дыхание чистое… и температуры нет совсем. На улице – мороз, как там у тебя дела?

– Посчитаешь.

Максим оторвался наконец от тумбочки и прошёл, чуть пошатываясь, на кухню. Он с облегчением опустился на стул. Уютно, спокойно…

– Опять тапочки не надел, – укоризненно заметила Таня. Она пошла в прихожую и вернулась с тапочками. – Ты у нас не можешь болеть, папчик, – она помогла ему надеть шлёпанцы и поцеловала в щеку. – Мы без тебя пропадём.

Она поставила на стол тарелку с оладьями, сметану, мёд.

– Хозяйка вечером приходила, ты уже спал. Мы ей за прошлый месяц не заплатили. Ешь, сейчас чай будет.

Максим левой рукой потянулся к вилке.

– Что у тебя с рукой?

Он вытащил из-под стола правую руку и внимательно осмотрел безымянный палец. Таня подсела рядом.

– Ничего себе! Надо было сразу кольцо снять. Теперь не снимешь. Как огурец. Может, в холодное?

– Да ну его, – отмахнулся Максим. – Само пройдёт. Поболит и перестанет.

Она внимательно рассматривала искалеченный сустав:

– Укол сможешь сделать?

– Конечно, смогу. Чаю налей, кипит уже.

Она отвернулась к плите, а Максим поковырял оладьи и отложил вилку в сторону. Есть совершенно не хотелось. Мутило, и кружилась голова. «Сделаю укол и спать, – подумал он. – Потом проснусь и поеду. Чтобы вечером опять свалиться в койку, а утром она мне расскажет, что тут без меня делалось. Животная жизнь. Без всякого просвета и надежд на перспективу».

– Звонил Евсеич, он тебе резину подыскал. Говорит, не новая, но хорошая. Перебортировка входит в цену…

«Неужели так всё и закончится? Чужое жилище и чужая машина, временная работа… И все мы какие-то временные, ненастоящие. Если не думать, то вроде бы нормально, на хлеб хватает…»

Она поставила перед ним чашку и пошла в прихожую.

«…Вот только не думать плохо получается. Одна-единственная ошибка, любая авария, поломка машины, и всё рухнет. Плавучесть – ноль. И спасибо людям, что ещё машину доверили. Без этого одна дорога – реализатором на промрынок „Седьмой километр”, что смерти подобно. Так что есть ещё куда падать…»

Татьяна вернулась на кухню, уселась на другой половине стола и положила выручку перед собой.

– Что-то нехорошо мне, малышка, – пожаловался жене Максим, вставая. – Пойду вымою руки и всё приготовлю, а ты потихоньку буди Наденьку…

Он остановился из-за её невнятного восклицания.

– Что там ещё?

– Где это ты ездил? – подняла она на него сияющие глаза. – Ничего себе выручка!

– Что такое? – переспросил Максим.

– Ты меня спрашиваешь? – Глаза у неё стали круглыми и заблестели. – Это доллары? Откуда?

Он подошёл ближе, уставился на кучу новеньких зелёных двадцаток, замер.

– Они настоящие? – перешла на шёпот Татьяна.

Максим несколько мгновений разглядывал ворох банкнот с растрёпанными Джексонами, потом осторожно ощупал кольцо, намертво прихваченное шишкой повреждённого сустава, и, ничего не ответив, широким шагом направился в комнату. Он включил свет и подошёл к кроватке ребёнка. Никакой сыпи на щеках, дыхание ровное, лоб прохладный, сухой.

– Вот дурак! – простонал он над спящей дочерью. – Бли-ин! Какой идиот! Надо было сотенные просить!!!

Аллах, это пьяный ёжик? (Араб.)

Злой дух из ларца (араб.).