Юрий Никитин - Начало всех Начал

— Теперь о нас, — сказал Адам слабо. — Умрет когда-то и Ева. Ее похороните в той же одежде, в которой вышла из Эдема, но мою возьми себе.

— Отец, — вскрикнул Сиф. — Какая одежда? О чем ты? Я только сейчас начинаю понимать… ну медленно до меня доходит, что ты собираешься уйти от нас на этот раз навсегда! Ты хоть подумал, как мы будем без тебя? Ты никогда не вмешивался в наши жизни, но все держалось на твоей мудрости, на твоем понимании, на твоем справедливом суде! Что начнется, когда ты умрешь?

Адам накрыл на столешнице огромной ладонью пальцы Сифа.

— Продолжайте, как жили… хотя понимаю, что начнется жизнь иная. И многое переменится… А одежду возьми обязательно! Я ее получил из рук самого Творца. Она из шкуры того гада, который обманул Еву. Я от Создателя старался ничего не принимать, детская гордость и уязвленное самолюбие играли, винюсь… но эту взял, потому что это шкура моего самого лютого врага!

Сиф сказал осторожно:

— Да, конечно…

Адам прервал слабым голосом:

— Сиф, в одежде из этой шкуры ты будешь понимать язык зверей, а людей слышать с другого конца света!.. Любой твой удар будет смертельным, а в беге будешь обгонять даже птиц. Эта одежда придает великую мощь, и я не хотел бы, чтобы она попала в руки недостойного человека.

Сиф посерьезнел, ответил торопливо:

— Да, отец! Я понял, отец. Все сделаю, как ты скажешь. Может быть, ее просто уничтожить?

— Ты мудр, — ответил Адам с одобрением, — но я не знаю, возможно ли ее уничтожить. Девятьсот тридцать лет я бегаю в ней по горам, падаю со скал, сплю на земле, проползаю в пещеры сквозь узкие щели между острыми камнями… любая одежда в первый же день изорвалась бы в клочья!

— Понял, отец…

— А потом, — сказал Адам строже, — передай ее самому достойному из твоего колена. А тот пусть передаст тоже самому достойному.

— Все сделаю, отец!

Адам похлопал его по руке.

— А помнишь наш разговор об Эдеме?

— Да, отец!

Адам сказал тихо, отводя взор:

— Так вот сейчас, когда я прожил девятьсот тридцать лет, уже не могу сказать с уверенностью, что именно видел. Тогда в каждом облаке находил драконов, огромные дворцы, летающие корабли, воздушные горы… Теперь вижу только облака. И… вспоминая об Эдеме, я…

Он закашлялся, Сиф поддержал его, пока тело Адама сотрясалось, сказал торопливо:

— Отец, я все понял.

— Правда?

— Понял, отец.

Адам прошептал:

— Но все равно, Сиф…

— Я слушаю, отец, слушаю!

— Он… есть.

Вечером Адам вышел из дома и, попрощавшись с теми, кто успел прийти на его зов, быстро пошел в горы, запретив следовать за собой кому бы то ни было. Сиф удерживал плачущую Еву, что рыдала и рвалась вслед Адаму, остальные провожали тревожными глазами уходящего первочеловека и старались угадать, каким мир станет после его смерти.

Адам поднялся в горы, там отыскался удобный и очень потаенный участок, до захода солнца успел выкопать две пещеры, одну в другой. Даже после прегрешения рост Адама оставался гигантским, Творцу пришлось согнуть его тело, чтобы оно поместилось в главной пещере.

По всем землям, включая и те, где расселились потомки Каина, прошел плач и горькие стенания. Адама любили и чтили, он оставался единственным непререкаемым авторитетом, судьей и учителем. А с его смертью, все чувствовали, мир в самом деле распадается на части.

Через семьдесят лет после его смерти Ева, плача, призвала Сифа.

— Дорогой сын, я тоже скоро уйду вслед за своим мужем. Мне горько покидать вас, но я буду счастлива наконец-то соединиться с Адамом! Тебя прошу только об одном, как создателя этой чудесной вещи — букв, опиши нашу жизнь с Адамом в назидание потомкам! Ничего не скрывай, ни ошибок наших, ни заблуждений.

Он сказал тяжело:

— Я это сделаю, мама.

— Только сделай так… Я видела в вещем сне, что Господь возжелает за грехи уничтожить род людской, и очень немногие спасутся… Так вот для спасшихся ты опиши нашу жизнь, но не на песке, а на камне и глине.

— Да, мама.

— Ты знаешь, почему?

— Нет, мама. Но я сделаю все, как ты говоришь.

— Если Господь в гневе своем, — сказала она печально и вздрогнула, — захочет сжечь землю, то камень потрескается и рассыплется, но глиняные таблички только станут крепче! Если же вознамерится наслать потоп, то глиняные растворятся, но каменные стелы уцелеют.

Он кивнул.

— Да, мама. Но я не понимаю, почему ты такое говоришь. Ты все еще молодая и сильная!

Она слабо улыбнулась.

— Мы, Первые, такими и должны оставаться, несмотря даже на то, что согрешили. Я умру завтра, сын. Оплакивать меня можете шесть дней, не больше. И не в субботу, конечно.

Ева умерла через семьдесят лет после Адама, и с того времени повелось, что женщины обычно живут дольше мужчин. А Творец, чтобы не открывать людям могилу Адама, сам похоронил ее в той же пещере, где покоился Адам.

Города все так же назывались городами, хотя теперь частоколом из шестов или даже заостренных кверху бревен ограждали разве что большие села. Города защищают себя от набегов соседей высокими каменными стенами, сложенными из тяжелых глыб и скрепленных раствором из сырых яичных желтков и свежего творога, что, застывая, сам становился крепким, как камень.

Но и такие города нередко рассыпались в прах под ударами соседских племен, ибо сказано, что нет более ревнивого человека, чем живущий поблизости. С ним сперва дружба, а потом начинается соперничество за колодцы, за пастбища, за оливковые рощи, за места для полей…

И еще можно бы договариваться, если бы население не росло. Земля не растягивается, и вот каждый начинает думать, как отнять ее у другого. Но другой так просто не отдаст, его нужно убить, а жен и детей взять в рабство…

И вот, собрав большое войско, один город идет войной на другой. Но и тот, помимо того, что и сам укрепил стены и собрал войско, но еще и других соседей позвал на помощь, обещая разделить со всеми земли и богатство побежденного…

Хемуэль, сын Кетцакля и внук Шехера, создал могучий союз городов и на их основе — громадную державу, чье имя приводило в ужас соседей. Он гордился, что ведет свой род по прямой от великого Каина, первого человека, у которого хватило отваги убить противника. И хотя Каин всего лишь убил, а не снимал кожу заживо, как делают сейчас, не выпускал медленно кишки и не ломал каждый день по одной кости у противника, чтобы продлить мучения, но он подал пример, и на знамени Хемуэля отныне горело имя первого отважного человека, посмевшего убить родного брата.

Ему уже недостаточно было водить лично или даже просто посылать армию на завоевания: устрашенные племена и народы сами присылали послов, признавая власть Хемуэля, и пригоняли толпы девственниц на жертвоприношение.