Юрий Никитин - Начало всех Начал

Ханнуил открыл рот.

— В ковчеге? Каком ковчеге?

Ной повел рукой, указывая на лысую вершину огромного холма.

— Здесь он будет построен из леса, который вырастет из семян. Я их уже начал сажать три дня тому…

Ханнуил открыл рот шире, глаза тоже полезли наружу.

— Три дня тому? И как скоро вырастет лес?

— Думаю, — сказал Ной, — лет через сто. Или чуть больше…

Ханнуил оглянулся в сторону Ноемы. Она выглядела несколько смущенной, но твердо выдержала его взгляд.

— И ты вышла за него замуж? — ахнул Ханнуил.

— Да, — ответила Ноема с вызовом. — По крайней мере, у него есть цель. И у него есть план! А что у других мужчин в городе? Напиться да подраться? Заскочить к чужой жене, пока муж отвернулся?.. Совокупляться с малолетними дочерьми и сыновьями? И так изо дня в день, изо дня в день?

Ханнуил помотал обалдело головой.

— Нет, ты скажи честно, ты веришь в то, что будет потоп?.. Хотя да, в это даже я готов поверить… а я говорю о том, что вырастет лес, вы его срубите, построите ковчег…

Ноема ответила уклончиво, но твердо:

— Если мой муж так решил, то я буду ему помогать во всем, не задавая вопросов.

— Но это же дурость…

— Его дурость, — отпарировала она, — лучше вашей житейской мудрости. У него есть цель…

— Да что это за цель? — прервал Ханнуил. — Дурацкая, я же сказал…

— Мужчина с целью в жизни, — отрезала она, — всегда лучше, чем мужчина без цели.

Он вздохнул, посмотрел на нее с уважением.

— Вообще-то Ною повезло, — заметил он, — что отыскал тебя.

— Да, — подтвердила она, — он долго меня искал. Пятьсот лет!

Ноема, родив сына, которого назвали Симом, покормила его и, поднявшись, сразу же принялась за работу в доме. Потом так же незаметно появились Яфет и Хам, что подрастали быстро, а в такой работящей семье не могли вырасти бездельниками.

Проезжающие внизу по дороге видели, как все пятеро с утра до вечера трудились на своем поле, ухаживали за молодой порослью леса и, странно, ничуть не выглядели несчастными, как их сверстники в городе, которые уже и не знали, чем занять себя.

В городе они почти не показывались, обычно сам Ной или Ноема покупали недостающее для их дома, но если и появлялись, их старались не задирать: в сыновьях Ноя соединилась его мощь и сила его с виду хрупкой жены.

Как-то пронеслась весть, что возвращается доблестный Мафусаил, величайший из воителей. Ноема выбежала на дорогу, любопытствуя, там показался на громадном коне немолодой уже, но крепкий и подтянутый воин с суровым и красивым лицом. Люди говорили между собой, что на скуле появился еще один шрамик, и вон на подбородке белая полоска, но Ноема, напротив, изумилась, что герой, не выпускающий из руки меча, жив, не искалечен и не изуродован шрамами.

Он направился к их дому, Ноема издали ощутила его твердый вопрошающий взгляд. Она поклонилась ему, он спросил строго:

— Так это и есть жена Ноя?

Она ответила вежливо:

— Да, господин.

Он легко спрыгнул с коня. Ноема отметила молча, что и помоложе мужчины не спрыгивают, а сползают по конскому боку, бросил повод подбежавшему Симу.

— Веди в дом, женщина, — распорядился он. — Тебя как зовут?

— Ноема, господин.

— Где Ной?

— Ушел в город, господин.

— Зачем?

— Понадобились новые мотыги.

Он кивнул.

— Хорошо. Посмотрим, что изменилось с появлением женщины.

Она чувствовала легкий страх и боязнь, как оценит перемены в доме герой, он не выглядит старше Ноя, хотя приходится ему дедом, даже легче в движениях, в нем чувствуется постоянная настороженность дикого зверя, что замечает опасность задолго до того, как она приблизится.

Дети носились по дому, выполняя ее указания, а Мафусаил, оглядев дом, расположился в главной комнате, снял и поставил рядом с собой огромный меч в простых ножнах, только в навершии рукояти мрачно сияет багровым, словно застывшая кровь, громадный рубин.

— Хорошо, — произнес он. — Перемены… заметны.

Она с облегчением перевела дух.

— Еще рано судить. Дети!.. Несите на стол.

Мафусаил с любопытством смотрел на троих крепких ребят, очень серьезных, что один за другим прибежали из кухни с большими блюдами в руках. Комнату заполнили ароматы жареного мяса, печеных овощей, горячей бараньей похлебки.

Ноема смиренно стояла в сторонке, наблюдая, как герой насыщается, он заметил, в удивлении поднял голову.

— Ты чего там стоишь?

— Так принято, господин.

Он отмахнулся.

— Я все еще в походе. А в походе правила… не действуют в основном. Садись за стол и детей зови. Я все это не сожру. Заодно расскажешь, как Ной все-таки решился.

Она смиренно присела на край скамьи, так же тихонько улыбнулась.

— Я такая страшная?

Он покачал головой.

— Нет, я о другом. Ной все-таки трусоват… В смысле с женщинами. Он должен был выбрать какую-нибудь овцу попроще. А ты, как ни прикидывайся, не овца, не овца…

Она улыбнулась ему чуть откровеннее.

— Разве трудно неглупой женщине прикинуться овцой?

— Не думаю, — проворчал он, — что ты прикидываешься с Ноем. Это разве что передо мной корчишь такого робкого зайчика. Но я доволен, что Ной выбрал тебя! Сильная женщина — это сокровище. Жаль, что слабые руки его не удержат. К счастью, Ной нерешителен, но не слаб. Надо его поздравить с правильным выбором.

Дети потихоньку устраивались за столом и во все глаза смотрели на героя, который перебил драконов, нефилимов, големов, речных чудовищ, болотных каранниц и вылезающих из-под земли страшных в своей мощи гарганов больше, чем простой человек видел гусей или коров.

Когда Ноема собственноручно подала сладкое, они, осмелев, попробовали поднять его богатырский меч, но не смогли даже сдвинуть с места.

Мафусаил благодушно усмехался. Ребятишки растут крепкими, вон какие толстые кости и крепкие жилы. Из детей Ноя еще могут вырасти герои. Да и Ноема, хоть и держится тихо и скромно, но для него в ней все ближе проступает мощь, у него наметанный глаз, таких редких людей замечает сразу.

— Насчет рощи я уже слышал, — сказал он вдруг. — Кедр растет долго. Еще лет сто в запасе есть…

Она посмотрела внимательно, стараясь проникнуть в мысли героя.

— Надеешься, что ковчег строить не придется?

— Хотелось бы, — ответил он. — Думаю, Ной не зря зачастил в город. Он сознательно идет навстречу дурацкому хохоту и насмешкам, но рассказывает и рассказывает… Он все еще надеется, что люди поймут, проникнутся.

— Думаешь, зря надеется?

Он пожал плечами.

— Когда Енох, мой отец, сказал, что мир будет уничтожен, меня охватил такой ужас, какого я никогда не испытывал и, надеюсь, не испытаю. Одно дело погибнуть мне, зная, что я продолжаюсь в Ламехе, Ное и этих детишках, другое — когда погибнет все! Вот если погибнут люди, тогда я погибну весь, понимаешь? Погибну совсем, окончательно. Это такой ужас, что, если еще раз испытать, просто не выдержу…