Вадим Панов - Кардонийская петля

– Поторопись.

– Делаем, что можем. – Менсалиец сделал глоток воды из фляжки и продолжил: – Вытаскивать мины в темноте – то ещё удовольствие.

– Нужно успеть до одиннадцати, – отрезал капитан. – Ты отстаёшь.

Будь капитан местным олухом, в смысле, честным приотским офицером, лейтенант не удержался бы от язвительного или грубого ответа, однако командовал сапёрами свой брат-менсалиец, ветеран и уважаемый человек, а потому ответ прозвучал покладисто:

– Слушаюсь.

Но капитан хорошо знал подчинённых:

– Эд!

– Господин капитан?

– До одиннадцати.

– Я сделаю.

И лейтенант ловко перепрыгнул с катера на платформу, на которой базировался его взвод. Таких инженерных платформ в устье Ликары вошло семь. Вошли поздним вечером, после наступления темноты, и теперь, при свете прожекторов и фонарей, водолазы и сапёры осторожно разминировали проход в Аласор. Занятие было чрезвычайно опасным, а потому работали на платформах исключительно менсалийцы: ни один приотец не обладал нужной квалификацией.

История – дама жестокая: окажешься не в том месте, не в то время, опоздаешь хоть на секунду или поспешишь на день, и она впишет в свои скрижали совсем другое имя. Не твоё. И усмехнётся презрительно, желая неудачнику успехов в будущем.

На виду оказывается тот, кто освободил, прорвался, победил, чей удар оказался не только эффективным, но и эффектным: публика обожает героев. Все остальные глотают пыль на обочине, и Ере Селтих прекрасно это знал. Не на собственном опыте, к счастью, а по учебникам и мемуарам, но знал. И был убеждён в правильности написанного. Потому что…

История жестока. Капризна. Разборчива. Но она дарит бессмертие, возможность остаться в людской памяти, а Ере Селтих с детства мечтал попасть на страницы учебников. Вот только в отличие от подавляющего большинства других людей Ере своего тщеславия не скрывал, гордо заявлял, что ему будут ставить памятники, и с достоинством принимал здоровый смех собеседников.

Ере знал, что рано или поздно его время придёт.

Назревавшую между Приотой и Ушером войну Селтих ждал с нетерпением, сразу же примкнул к «партии ястребов», которая толкала Махима к решительным действиям, и стал одним из её лидеров. Ере разрабатывал план вторжения на Ушер, готовил невиданную на Приоте армию: огромнейшее количество цеппелей, аэропланов и десантников, но пропустил сокрушительный встречный удар и в результате едва-едва сумел спасти столицу от закованных в броню волосатиков.

Летнее поражение не заставило Селтиха опустить руки. Да, он с трудом сдержал напор ушерцев, несколько раз был на краю гибели: буквально, а не фигурально – несколько раз Ере оказывался под огнём. Да, после разгрома он командовал жалкими остатками армии, боевой дух которой всего на одно деление поднимался выше отметки «отсутствует». Да, он оборонялся.

Но при этом мечтал о нападении и сумел уговорить Арбедалочика на вторую наступательную операцию. С помощью Компании Ере возродил армию, сформировал на юге мощнейший ударный кулак, разработал планы наступления, изготовился, а сам… А сам передал командование кулаком генералу Гехаму и отправился в Межозёрье. Где была сосредоточена не менее колоссальная группировка, но уже ушерцев. Где вероятность победы была минимальной. Где планировался отвлекающий удар.

Тщеславный генерал Ере Селтих с детства мечтал войти в историю, но в первую очередь он был военным, а уж во вторую – тщеславным, и потому отправился туда, где был необходим, отправился делать чёрную работу. Он должен был потрепать ушерскую группировку, не позволить ей перейти в наступление, и знал, что никто, кроме него, с этой задачей не справится.

– Пятнадцать минут до Ильвеньгенбура, господин командующий, – прошелестел неслышно подошедший адъютант, штаб-лейтенант Аллен Гох, высокий брюнет с полными, чувственными губами. – Распорядиться чаю?

– Нет. Просто воды.

– Да, господин командующий.

И, воспользовавшись тем, что посторонних в помещении не было, положил руку на плечо Селтиха. Поделился теплом, продемонстрировав дружеский жест поддержки, и Ере накрыл руку Аллена своей ладонью, благодарно улыбнулся, но не обернулся. Тихо уточнил:

– Холодной, со льдом.

И снова улыбнулся, лаская длинные пальцы Аллена.

– Да, господин командующий.

На фронт Селтих отправился в коротком, всего из шести вагонов, бронепоезде, который также планировалось использовать при наступлении: проходящую по Межозёрью чугунку не тронули ни ушерцы, ни приотцы. Сопровождал командующего взвод отборных стрелков, плюс экипаж бронепоезда, плюс все его пулемёты и орудия, но помимо солдат Ере охраняли переодетые в приотскую форму галаниты, профессиональные убийцы, как охарактеризовал их Арбедалочик. После покушения на каатианского посланника Абедалоф стал очень серьёзно относиться к безопасности нужных ему людей и приставил к генералу лучших телохранителей.

Которых с огромным трудом удалось выставить за дверь, чтобы побыть наедине с красавчиком Алленом.

Внутренние отсеки бронепоезда были весьма тесными, но на вагон командующего это не распространялось: на первом уровне большой салон, в котором без труда помещались тридцать человек, кабинет, туалетная, помещения для охраны и прислуги; на втором – ещё один кабинет и несколько спален. Поездка была короткой, всего несколько часов, поэтому Селтих не ложился, а всю дорогу провёл за письменным столом. Сейчас же, отпустив адъютанта, он поднялся на ноги, прошёлся по кабинету, недовольно поглядывая на тщательно зашторенные окна – бронепоезд соблюдал светомаскировку, и остановился перед подробной топографической картой. Небольшие леса, рощицы, перелески, холмы, овраги, речушки, ручейки и снова леса. В Межозёрье практически не было характерных для Приоты открытых пространств, и именно этот факт помог Ере удержать волосатиков. Однако теперь ему предстояло решать другую задачу – атаковать. И лески, рощицы, овраги и ручьи станут играть против него.

– Прорвусь, – прошептал командующий. – Прорвусь.

Как это было раньше.

Как это было всегда.

Ере Селтих был старшим сыном Абе Селтиха, преуспевающего скотопромышленника с правого берега Хомы. Обширные пастбища, на которых паслись тучные стада, поставки шерсти, мяса, кожи, молока и масла, большой дом на берегу озера, покорная жена, шесть-восемь детишек, две-три любовницы и приумножение семейного капитала – вот что ожидало Ере по праву рождения. К этому его готовил старый Абе, но готовил, судя по всему, плохо, потому что в восемнадцать лет Ере заявил, что отправляется на Галану, в военный университет. И добавил, что хочет войти в историю.