Юрий Никитин - Стоунхендж

Внезапно глаза Олега изумленно расширились. Томас поспешно оглянулся. Из-за дерева в блестящем доспехе, в шлеме, с легкой саблей и кинжалом на поясе, за плечами виднелся лук в дорогом чехле. Еще и оглядывалась сожалеюще: на дереве оружия оставалось на добрую дружину.

Богатырь тяжело поднялся, вернулся к чудовищному жеребцу. Разбойник тащился следом, в чем-то убеждал. Богатырь огрызался коротко и зло. Увидев в просвете между ветками отъезжающих путников, Разбойник заорал:

— Эй, калика!.. А ты хто?... Ты, случаем, не из нашей породы? Не из старых?

Сопляк, подумал Олег брезгливо. Увидел бы ты настоящих старых, портки бы пришлось менять.

Кони осторожно ступали через покрытые мхом валежины. Калика был по обыкновению задумчив, с женщиной Томас разговаривать не желал: курица не птица, сиди и сопи в тряпочку, куда конь с копытом, туда и рак с клешней, то да се, еще подумает, что они равны. Наконец не утерпел:

— Святой калика!

— Ну?

— Мне почему-то кажется, — сказал Томас осторожно, — что не в первый раз они схлестываются.

Олег усмехнулся, смолчал. Томас смотрел подозрительно.

— Что?

— Да случай вспомнил...

— Про Муромца?

— И его свистуна...

— Расскажи!

— Ну, разве чтобы дорогу скрасить. Как-то идет Муромец по лесу, глядь — этот Соловей-разбойник распластался на дороге. Побитый весь, скула сворочена, сопли кровавые... Двух слов связать не может, губы, как оладьи, распухли. «Какой же Ирод тебя так!» возопил Муромец жалостливо. Подобрал побыстрее, уложил в тени под деревом, перевязал ушибы, травы целебные приложил... Поесть принес. Пожелал выздоравливать, пошел себе. Глядь, раненый Змей лежит. Крыло ломано, челюсть сворочена, еле дышит. Заохал Муромец, подобрал Змея, отнес к дубу, где Соловей-разбойник. Перевязал раны и Змею, накормил, напоил... Когда ушел наконец, Змей и говорит Соловью со вздохом: «Добрый наш Илюшка, когда трезвый. А как выпьет, то сразу: не так свистишь, не так летаешь...»

Томас захохотал чисто и звонко. Даже слезы выступили. Олег смотрел с удовольствием. А Яра морщилась, сказала неприязненно:

— Чего зря зубы скалить?.. Дураку видно, Разбойник не ждал просто проходящих. Его посадили прямо у нас на дороге.

— Нас ждал, — согласился Олег. — Правда, мы сами перли, как в корчму.

Томас сказал с неудовольствием:

— Но кто?.. Разве мы не перебили хребет зверю? И как подоспел этот богатырь земли вашей? Не послал ли его кто-то помочь?

— Пресвятая Дева? — спросил Олег насмешливо.

— А разве он не христианин?

Олег пожал плечами.

— Если даже и крещен, то у нас знаешь, что за христиане... Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А и перекрестится, все одно не вспомнит, зачем это делает. Мол, так велит Покон.

Томас сказал сочувственно:

— То-то у вас гром даже без грозы грохочет.

Он чувствовал на себе вопрошающий взгляд Яры. Молча злился, даже калика вряд ли объяснил бы, почему на них кидается всякая собака. А рассказывать ей о чаше... Калика не зря помалкивает, он ничего не делает зазря. Видать, что-то чует. Женщины все предательницы, так учил его дядя. А он знает в них толк: из-за них потерял земли, деньги и честь. Даже собак потерял. Не говоря уже о друзьях. Теперь живет у отца, не вылезает из комнатки, которую превратил в библиотеку. Стал ну совсем грамотным...

Томас зябко передернул плечами, представив себе некогда могучего и красивого рыцаря за, подумать только, пыльными книгами!

Когда перед ними вырос берег малой, по русским размерам, речушки, а по-европейским вполне приличной, Томас воскликнул с досадой:

— В Сарацинии лучше! Там дождь выпадает раз в сто лет. Если все мечети разом запросят. Да и то испаряется, не долетев до земли. А уж рек нет вовсе.

— Да уж, в этом доспехе ты поплывешь, как топор.

Томас поглядел гневно. Олег поспешил поправиться:

— Хороший боевой топор! Рыцарский.

Берег был пологий, заросший камышом, осокой. Томас приволок огромный раскорячистый пень. Олег решил было, что рыцарь сложит на него доспехи, а сам поплывет голым, даже высказал такое суждение вслух, кося хитрым глазом сразу на Томаса и Яру. Томас вспыхнул, Яра проявила сдержанную заинтересованность, но рыцарь решительно отмел такое нелепое предположение:

— А если водяные звери нападут?

— Ты и в воде умеешь драться? — удивился Олег. — Чему только не научишься в Сарацинии!

Томас хотел возразить, что до похода он уже был рыцарем, который в двух соседних королевствах выбивал из седла в турнирах любого рыцаря, а до третьего еще не добрался, но дыхания едва хватало тащить пень в воду, ломая заросли камыша, выдирая с корнями болотные травы, вспахивая берег, как сохой.

Они прошли почти половину реки вброд, затем поплыли рядом с конями, а Томас еще и пихая перед собой растопыренный пень. Но едва их ноги оторвались от дна, как снизу по течению с плеском понеслись к ним огромные рыбины. Олег видел только спинные плавники, подумал даже на акул, очень похоже, но откуда акулы в глухой лесной реке?

Он торопил коня, сам плыл изо всех сил, чувствуя полнейшую беспомощность. Яра вскрикнула, затем ее конь всхрапнул, взметнулся и ринулся к берегу уже по мелководью. Олег выдернул девушку вслед, за рукавом тащилась огромная щука, немигающие рыбьи глаза уставились на волхва злобно и осмысленно.

Олег шарахнул ее кулаком между глаз. Зубатая, как у крокодила, пасть не разжалась, но по крайней мере оглушенная хищница не пыталась схватить девушку за руку.

— Как там сэр Томас? — выдохнула она.

— Умен, — сказал Олег с невольным восхищением. — Теперь верю, что и в водных драках опыт есть.

Они стояли с тремя конями, смотрели, как медленно движется через реку раскоряченный пень. У Томаса выглядывала только голова, он фыркал и отплевывался. Вода вокруг него кипела, белые буруны поднимались выше пня, взмывались хвосты, зубатые пасти высовывались из воды и жутко щелкали.

Пень застрял на мелководье. Томас поднимался, падал, его сбивали крупные блестящие тела. Олег азартно свистел, улюлюкал. Яра смотрела сочувственно, но когда облепленный пеной, ряской и болотными травами рыцарь начал выкарабкиваться на берег, достаточно крутой, ее лицо стало холодноватым и отчужденным.

— Цирк увидели! — сказал Томас негодующе. Грудь его бурно вздымалась, пластины доспехов скрипели, наползая друг на друга, как чешуя огромного железного крокодила. — На кого ставили, сэр калика?

— На победителя, — ответил Олег дипломатично.

Томас смотрел подозрительно: рожа калики была чересчур хитрой. Такой мог поставить и на рыб, обереги когда-нибудь да соврут, это не христианские святыни.

— Что за порода?

— Щуки.

— Щуки? Щук я знаю.

— Я тоже думал, что знаю, — признался Олег. — Ты поступил отважно, сэр Томас. Остался в реке, нарочито отстал, чтобы своей железной зад... своим железным мужеством защитить нас, тонкокожих и жалобных.