Юрий Никитин - Семеро Тайных

Она прервалась на полуслове, глаза ее следили за старым мудрецом. Сосику уже набросил на плечи дорожный плащ, поднял посох и, постукивая по струганым половицам, медленно двинулся к лестнице.

Беркут спросил удивленно:

— Ты что же, старик? Думаешь, он тебя пощадит?

Лицо Сосику было просветленным, глаза сияли, как две звезды. По губам скользнула мечтательная улыбка:

— Да.

— Да ты от старости рехнулся!

Сосику покачал головой, посох его опустился на первую ступеньку, старый мудрец с кряхтеньем начал опускаться. Глаза его не отрывались от ступеней, колдунов он уже не видел и не слышал.

Голова Сосику еще не скрылась, а Беркут сказал нетерпеливо:

— Давайте о деле. Мне как-то не по себе, лучше поскорее все закончить и разойтись... Еще надо будет думать, как разойтись, не получив нож в спину! Но пока давайте об этом парне из Леса. Я с ним встречался и разговаривал. Он, в силу своей молодости, просто еще не способен на хитрость. А то, что может считать хитростью, для нас просто детскость, которую видим насквозь с другого конца света.

— К тому же силен, — добавил Ковакко. — А сила всегда... Даже мудрый, имея силу, предпочитает противника долбануть по голове, чем убеждать долго и занудно. А чего еще ждать от молодого и дикого полузверя из Леса?

Колдуны опустили взоры, когда Ковакко прошелся насчет удара по голове, все люди, все предпочитают решения проще, пусть даже трижды мудрые и старые, а Беркут рыкнул нетерпеливо:

— Да-да, жаба права. Давайте решим, что делать.

На их лица внезапно пал зеленый свет. На стене снова пробежали зеленые молнии, образовали круг, а свет там стал сразу изумрудным. Невиданное дело, в двух шагах тоже возникло зеленое пятно, будто кто-то еще пытался докричаться до волшебницы Хакамы!

Беркут и Ковакко переглянулись, а Хакама, косясь на них, прошептала заклятие. Пленка зеленого огня разом прорвалась, в комнату из обоих окон ввалились двое. Один не удержался, растянулся с хриплым криком, второй сделал два торопливых шага, оглянулся в страхе.

Зеленые окна растаяли, колдун с облегчением перевел дыхание. Одежда его в лохмотьях, лицо в ссадинах, копоти, а пахло горелым камнем. Беркут озабоченно хмыкнул. Хакама видела, как губы лесного колдуна шевельнулись, но Беркут только сжал поплотнее. Здесь нельзя пользоваться своей магией, чтобы самому не превратиться в гигантский факел.

— Красноголовый, — прохрипел человек, в нем узнали Автанбора. — Он уничтожил мою башню!

Хакама озабоченно покачала головой, а Беркут сказал сварливо:

— Наверное, какой-нибудь курятник?

— Моя башня... моя башня была из каменных глыб!

— Песок выдуло, — хладнокровно предположил Беркут. — Вот и рассыпалась. А как он ее?

Второй со стоном поднялся, лицо искривилось, волосы покраснели от засохшей крови.

— Приветствую тебя, Сладоцвет, — сказала Хакама. — Это тоже он?

Колдун, которого она назвала Сладоцветом, дико огляделся вытаращенными глазами, посмотрел наверх, словно страшный человек уже смотрел на него оттуда. Голос прерывался, слова вылетали хриплые:

— Он... Нет, ударился головой я сам, когда убегал... но он разрушил горы, он сотрясал землю, он...

Он сам трясся как лист на ветру, глаза безумно блуждали. Хакама с брезгливым опасением поинтересовалась у Беркута:

— Ты полагаешь, Сладоцвет тут ничего не спалит?

— Вряд ли. Но помощи от него ждать не придется.

Сладоцвет с трудом выпрямился, сквозь страх на лице проступили злоба и ненависть. Шипящим, как у змеи, голосом произнес медленно:

— Помощи... нет... не дождетесь... верно... Но если он придет сюда... а он придет... я обрушу всю свою мощь! Теперь я буду готов.

Беркут скептически выпячивал губу, Хакама же, напротив, одобрительно кивнула. Гордость не позволяет побитому чародею признаваться в поражении, но поддержку примет с радостью. А четыре пары кулаков лучше одной.

Беркут присвистнул, его лицо было подсвечено снизу зеленью, ибо до пояса высунулся из широкого окна. Внизу показалась крохотная сгорбленная фигура, сверху совсем жалкая и приплюснутая. Сосику заметно хромал, в его возрасте даже вниз по такой лестнице непросто, но все же удалялся с несвойственной мудрецу торопливостью.

— Не понимаю, — сказал Беркут, — мог бы вернуться так же, как и явился.

— И потом сутки копить силы? — ответила Хакама загадочно.

— Ну и что?

— Есть дело, которое он не хочет откладывать на сутки.

Беркут покосился удивленно, снова поймал взглядом старого мудреца. Оба видели, как он покачнулся, ухватился рукой за сердце. Затем торопливо перебросил мешок со шкатулкой со спины на грудь, вытащил крохотный ящичек, раскрыл, торопливо шарил внутри.

Беркут непонимающе хмыкал, а Хакама загадочно улыбалась. Дряхлый старец страшится, что не успеет добраться до своей башни, вон, спешно роется, в его пальцах блеснул свет, это Жемчужина, вот что-то шепчет...

Ее внезапно тряхнуло. Воздух смялся, пошел тугими волнами. Вдали на месте мудреца возникло огромное толстое дерево. Воздух дрожал как перегретый. Хакама впилась глазами в странный силуэт, что растопырил ветви, странно дряблые и безлистные, ствол раздался и стал еще толще. Таких деревьев она никогда не видела, даже не думала, что могут быть такие толстые, массивные, от которых веет уверенностью и... долголетием.

— Дерево... — прошептала она, — дерево, которое живет десять тысяч лет!.. О нем когда-то писали... Так вот во что превратился Сосику!

В глазах был страх, ведь могла и она... Но хоть чудесные вещи всегда выполняют желания людей, но иногда странно выполняют. Не так, как те задумали, а как оформили в слова...

Она посмотрела на каменные плиты стены, где в тайном месте, защищенном заклятиями, спрятала звездные карты. Вот оно, настоящее сокровище! Кто обладает им, тот обладает всем. А у нее еще есть время, чтобы с их помощью получить не только долгую жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев, но и бессмертие богов... если это только возможно.

Правда, надо выбрать время, чтобы пересмотреть хотя бы линии жизни этих... что собрались в ее башне. Таким сборищем нельзя не воспользоваться. Может быть, даже в самом деле прийти к какому-то соглашению?.. И создать что-то вроде союза чародеев, о котором все твердил тот, с зелеными глазами?

Но только править будет она.

Одна.

Из окон башни магическая скорлупа, незримая для простого народа, блестела лиловыми искорками. Она накрывала башню куполом, легким и почти прозрачным, похожим на пузырь из пленки молодого бычка, но в башне собрались не простолюдины, а чародеи, каждый видел, что эту скорлупу не пробить и самыми могучими таранами, не разрушить камнями из баллист...

Беркут посопел, внезапно его густой неприятный голос разорвал напряженную тишину: