Юрий Никитин - Передышка в Барбусе

version="1.0" encoding="utf-8"?> sf_heroic Юрий Никитин Передышка в Барбусе

Мрак — оборотень и победитель богов — по случайности и незнанию стирает в Книге Бытия запись о своей кончине. Теперь его мечта — отсидеться в укромном уголке и придумать, как жить дальше. Поэтому он с радостью принимает предложение поменяться ролями с правителем маленькой сонной Барбуссии, надеясь провести две беззаботные недели во дворце. Однако судьба начинает свои пляски уже на его пороге. Покушения, тяжбы придворных, пустая казна, пограничные конфликты — вот от чего, оказывается, сбежал барбусийский тцар и вот что, как тяжело груженная телега, наезжает на хрупкую мечту Мрака. Приходится предотвращать, разбирать, разрешать, пополнять и вообще спасать. А и чем еще заниматься настоящим героям, решившим хорошенько отдохнуть? Долгожданная новинка от Юрия Никитина — прекрасный подарок любителям фантастики.

Жаба пищала в ужасе и пятилась. Просто вся обрыдалась. Голосок был плачущий, а выпученные глаза чуть не лопались. Мрак зарычал, чтобы кончала прикидываться: она ж уже привыкла, знает, что это же он, прежний Мрак, бояться не надо, какая ей, дуре, разница, а в волчьей личине он тот же самый, даже лучше, ибо для жабы нет зверя гаже и подлее человека, каждый норовит пнуть или бросить камнем.

Но вредная Хрюндя от страшного рыка изобразила совсем уж панический страх и бросилась в угол пещеры, пытаясь втиснуться в крохотную щелку. Он грянулся оземь и не успел подняться, как на него обрушилось его зелёное бородавчатое сокровище. Теперь она верещала от счастья так, что звенело в ушах, не давала встать, всего истоптала, испихала, облизала. Мрак не успевал уворачиваться от её длинного языка и толстых лапок.

Наконец он все-таки уселся, ухватил Хрюндю за загривок, но толстая шкирка выскользнула из пальцев, жаба шлёпнулась к нему на колени. Мрак попытался грозно взглянуть на неё, но встретил невинный обожающий взгляд и застонал в отчаянии:

— Ну что на тебя нашло, дура? Я ведь уже столько раз при тебе перекидывался, и ничего. Ну, что ты затеяла? Смотри, вот это тоже я.

Рухнул опять на пол, ушибся, вставать не стал — лапы уже дрожат. Хрюндя уселась поудобнее, распахнула пасть и завопила, что боится, боится, БОИТСЯ этого страшного чудища, которое появилось вместо её любимого родителя, что вот она прячется в угол, глазки закрывает, лапками отмахивается... Ну, пожалуйста, пусть он больше не превращается, ей же страшно!!!

Мрак снова бросился на пол, ругаясь сначала по-волчьи, а потом и по-человечьи — всё болит, локоть расшиб, шкура чешется.

— Ну, хоть теперь поняла?

Хрюндя тут же, без раздумий, с визгом прыгнула к нему, преодолев в гигантском прыжке половину пещеры, попробовала от избытка чуйств обнять его за шею всеми четырьмя лапами сразу, да ещё и всего зацеловала.

— Вот ведь дурёха, — выдавил Мрак со злостью. — Мало мне было одного дурня. Таргитай хоть пел.

Жаба сразу задрала морду и выдала на редкость громкую и немелодичную руладу. Мрак отшатнулся, попытался сбросить квакёныша, но Хрюндя уцепилась всеми четырьмя.

— Да, — сказал Мрак, — точно, второй Таргитай... Эй, прекрати!

Он оглянулся: у выхода толстая шкура, даже человек из Леса не будет лежать на голом граните, когда такое рядом, подтащил к себе, улёгся и попытался сосредоточиться, пока счастливая Хрюндя с песнями топала по нему взад-вперёд так, что в глазах темнело.

— Глупая ты, глупая, — прошептал он. — Хорошо ещё, что любят не за мудрость, а то бы...

Что я делаю, мелькнуло в голове. Тут произошло такое, такое невероятное, надо забиться в пещеру поглубже, осмыслить, а то и вовсе остаться тут на всю жизнь, ибо его жизнь теперь стала бесценной. Это другим рождаться, жить, стареть и умирать, но он, после того, как стёр по незнанию в Книге Бытия свою кончину, теперь может жить вечно. Почти как боги, только боги бессмертные, а он, увы, смертен. В том смысле, что убить его так же просто, как и раньше. Но если не дать себя убить...

Он зябко повёл плечами. Он увидит, как рождаются племена, превращаются в могучие народы, стареют и гибнут, на смену приходят новые, как на месте болот вырастают леса, потом там появляются степи, а затем и вовсе все засыпает жарким песком... А где-то горы рассыпаются в щебень, где-то высыхают моря... Он все это увидит, если не даст себя убить. А чтобы не убили, надо найти уединённое место в горах, затаиться и просто жить...

Мысли были суматошные, горячечные, настолько не похожие на его прежние мысли, всегда прямые, суровые и честные, как удар его огромной секиры, что он сам смутно удивился, забеспокоился. Мало того, что последнее приключение едва не размазало его по жизни, как мокрый след от улитки... Подумать только: дрался с чудищами, магами, даже богами — а больше всего страдать пришлось во дворце Куявы, где никаких особых врагов, а была лишь золотоволосая тцаревна Светлана. Уже тогда он ощутил, что стал совсем другим Мраком, совсем не тем, кто повергал чудовищ, бил магов и даже у самого Рода из клюва выдрал Перо...

И вот сейчас он — уже третий Мрак: трусливый, трепещущий, внезапно осознавший сверхценность своей жизни, которая, оказывается, может длиться вечно.

Что я делаю, сказал он себе с досадой. Надо сесть и помыслить о бренности жизни вообще и о его чудо-жизни, прикинуть, как ею лучше распорядиться и как сберечь... Это раньше можно было не беречь, всё равно скоро смерть, так уж лучше красивая гибель, чем угасание, когда не в силах встать с ложа, а теперь он может жить, жить и жить... а вместо мудрого планирования дальнейшей жизни он пытается образумить упрямую Хрюндю, которой втемяшилось в дурную башку, что ей не нравятся его превращения и если она как следует поплачет, что ей страшно, то он сжалится над бедной зверушкой с перепоночками и бородавочками, которая всё-всё понимает, но пусть будет всегда её хороший папочка, а не страшное чудище, которое появляется вместо него.

Желудок начал взрыкивать, как голодный пёс. Надо бы зашвырнуть в него какую-нибудь ерундишку вроде куска мяса, пусть даже зажаренного с кровью, а потом залить это непотребство вином, чтобы уже без спешки наброситься с ножом на печёного кабанчика, что как издевательство над людскими чувствами истекает соком... прямо как перед глазами!.. посреди стола на блюде, где по бокам поместились ещё и жаренные в собственном соку перепелки...