Юрий Никитин - Изгой

И сколько встревоженные люди ни провожали взглядами эту медленно двигающуюся громаду, вершинки оставались причудливо легкими, ажурными, как взбитая пена, но низ сплющен незримой тяжестью, сплющен о невидимую твердь.

Окоем отошел от окна, покачал головой:

— Не к добру сие знамение. Ох, не к добру! Олег молчал, лбом уперся в поставленные на стол кулаки, думал, а Скиф хотел смолчать, но он не волхв, из самого сердца вырвалось злое:

— Знаешь, Окоем!.. Иногда я понимаю, за что мой брат поставил тебя верховным жрецом, но... не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказывать беды, если в городские врата вот-вот ударят тараном!

— Не к добру, — повторил Окоем. Потом, словно только сейчас поняв, что сказал Скиф, сказал укоризненно: — Боги могли бы подать и другое знамение!.. Но сегодня будет страшным, а завтра...

Скиф вспыхнул, хотел возразить злее, но Олег опустил ладонь на его руку, сказал негромко:

— Погоди. Что там за шум?

Из коридора слышались громкие голоса. Скиф поморщился, шагнул в сторону двери.

— Погоню на стену, нечего им...

Дверь распахнулась, едва не ударив в лоб. Влетел Ярильник, молодой воин, приставленный к Скифу Турчем. Лицо его и без того круглое, как луна, растягивалось в улыбке в стороны, будто тянули за уши.

Мой господин!.. У нас гости!

Кого черт принес, — проворчал Скиф, — Гони в шею... Нет, погоди. Кто там?

Ярильник заулыбался во всю ширь, не ответил, выбежал, и почти сразу в комнату вбежала легкая стройная девушка, худенькая, с тонкими руками и тонкой шеей Она показалась Олегу похожей на молодого олененка еще нескладного, но бесконечно милого, доброго, доверчивого, что еще не знает жестокостей большого мира.

Завидев Скифа, счастливо вскрикнула. Лицо его осветилось счастьем, блаженством. Она с ликующим щенячьим визгом бросилась к нему, Скиф растопырил руки, она подпрыгнула и оказалась у него на груди, и только тогда Олег узнал её, сейчас в мужской одежде, покрытую плотным солнечным загаром.

— Ляна, — бормотал Скиф потрясенно, — как ты здесь оказалась?

Она торопливо и жадно осыпала его мелкими детскими поцелуями. Он держал ее на руках как ребёнка, она по ее хрупкой фигурке и была еще ребёнком, чистым и восторженным, а глаза светились как звёзды.

Скиф осторожно опустил на землю, но она снова бросилась ему на шею и повисла, дрыгая ногами. Он с застывшей улыбкой погладил ее по спине, по голове, наконец мягко расцепил ее руки. Ноги Ляны коснулись земли, он сказал мягко:

— Ляна, ты зря сюда прибыла... Я даже не знаю, как ты сумела пробраться.

Ее тонкие красиво очерченные брови в безмерном удивлении взлетели на середину чистого лба.

— Да очень просто!.. Я проехала прямо через их лагерь. Через самую середину. Мой конь ни на кого не наступил, он очень осторожный и чуткий... Нас никто просто не заметил. И не остановил.

Скиф открыл рот. Закрыл, снова открыл, глаза полезли на лоб.

— Ты... это всерьез?

Он беспомощно оглянулся на Олега и Окоема. Окоем хмурился, рассматривал Ляну с открытой неприязнью. Олег улыбнулся:

— Здравствуй, Ляна. Да, благородный Скиф, такое бывало и раньше. Великая Изгильдина однажды проехала через лагерь вооруженного врага, это засвидетельствовано в ряде старых хроник. Никто ее не видел и никак не обнаружил, так как защитой ей служили ее добродетель и невинность.

Скиф побледнел, на лбу выступили мелкие капельки пота.

— Боги, Ляна!.. Ты ехала через лагерь, полный мужчин? Боги могут и недосмотреть, а если бы тебя кто-нибудь да заметил?

Она засмеялась чисто и звонко, Олегу почудилось, что по всему помещению покатились крохотные коло-кольчики.

— Я знала, что не обнаружат!

— Но... как?

Она смешливо наморщила носик:

— Откуда я знаю? Знала, и все тут. Чувствовала.

Скиф дрожащей ладонью вытер лоб. Он представил себе, что было бы, если бы в толпе грубых мужчин, не видевших женщин уже недели, а то и месяцы, вдруг да обнаружили бы такую лазутчицу. Плечи сами собой передернулись, он в страхе отогнал жуткое видение.

— Боги, Ляна... У меня сердце выскочит! Что за день такой? Город вот-вот возьмут штурмом, здесь не останется даже целого камушка, а тут— ты...

Окоем кашлянул, сказал настойчиво:

— Тцар, нам нужно вернуться к обороне. Если и погибнем, то погибнуть мы должны сражаясь. Отпусти девушку, пусть пока сменит одежду, помоется, пусть ее покормят, дадут отдохнуть. А мы пока решим, где поставить запасной отряд лучников.

Скиф вспыхнул, громким голосом кликнул Ярильника. Тот явился, веселый, свежий и счастливый, словно не провел ночь на страже у городских ворот.

— Отведи Ляну в мои покои, — распорядился Скиф. — Пусть помоется, отдохнет. Покормите. Ляна, прости, но сейчас...

Она отступила на шаг. Глаза ее сияли.

— Скиф, я все понимаю! Скиф, сбылась твоя мечта, ты — повелитель большой страны!

— Иди отдыхай, — напомнил Скиф.

Она пятилась к двери, не в силах оторвать от него восторженных глаз. Ярильник распахнул перед нею дверь подхватил под локоть, там порожек, а она все смотрит влюбленно на молодого героя, дверь со стуком захлопнулась.

Олег обратил внимание, что Окоем смотрел на Ляну с неодобрением, а когда она проходила мимо, он даже брезгливо посторонился, чтобы она его не задела. Скиф тоже заметил, спросил резко:

— Окоем, что случилось?

Жрец сухо поклонился. Чуть-чуть, что не ускользнуло от взгляда Скифа. Раньше Окоем кланялся почти-тельнее.

— Мир тесен, — произнес Окоем нехотя. — Все, что случается в одном конце, узнают и на другом. Скиф насторожился :

— Договаривай.

— Правителям правда бывает неприятна.

— Я еще не правитель, — прервал Скиф. — Говори.

Окоем сказал сухо:

— Как знаешь. И до Гелонии дошли слухи, что несравненная Ляна... о ее красоте наслышаны, потому и говорят... дошли слухи, что к ней ночами ходил их правитель Зандарн вместе со своими придворными. Они у неё хорошо проводили время!.. Говорят, она ублажала их всех вместе и порознь...

Скиф вскипел, рука метнулась к мечу.

— Да как ты смеешь!

Олег быстро перехватил его за кисть. Запястье у Скифа почти вдвое шире, чем у взрослого мужчины, но пальцы Олега обхватили легко, сдавили как в тисках.

Окоем ответил со злостью и гневом:

— Думаешь, мне это приятно сказать, тцар?.. Ведь ты — лицо страны. Как ты, так и твоя женщина должна быть безупречной. От этого зависит благополучие и спокойствие народа. И его добродетели. У развратных правителей и народ... становится недостойным. А тебе, Скиф, достался прекрасный народ!

Скиф побледнел, челюсти сжал так, что кости едва не проломили череп.

— Доказательства, — прохрипел он неистово, — доказательства!

— Думаешь, я бы упомянул, если бы это были только слухи?