Юрий Никитин - Изгой

— Выместят, — согласился Олег. — Но пусть знают, что и для них это не прогулка. Не охота на оленей! Ты видел, сколько агафирсов полегло, когда вытаскивали своих? И никакой тебе добычи. В другой раз подумают, идти ли на войну вообще. Окоем подумал, сказал:

— Что-то в твоих словах есть... но уж слишком это все... люто. Ты хочешь сделать войну настолько свирепой и гадкой, чтобы отбить к ней охоту?

— Улавливаешь, — ответил Олег с надеждой. — Разве не путь?

Окоем нахмурился, долго смотрел под ноги.

— Не знаю, — ответил он наконец. — Один путь покончить с войнами — это все больше обставлять их законами, правилами, ограничениями. Чтобы превратить их в конце концов из кровопролития в нечто вроде состязаний. На состязаниях тоже и люди ломают шею, и кони разбиваются, а народ так же шалеет от крови и молит богов, чтобы даровали победу именно своим. А ты вот предлагаешь поступить наоборот: сделать войны чересчур жестокими и кровавыми, чтобы все меньше достойных людей бралось за оружие. Конечно, всегда найдутся врождённые ублюдки, которых не заставишь работать, им бы только убивать да грабить... вот и пусть бьются друг с другом, не жалко. Ты в самом деле не прост, странный волхв! Но, мне кажется, первый путь проще. Он просто понятнее. Да и хотят люди воевать, хотят!

— Хотят, — согласился Олег с ненавистью. — Хотят, Ящер бы их всех побрал! Хотят, сволочи. А надо, чтоб не хотели.

— Надо, — согласился Окоем. — Понимаю, ты молод. Хочется переделать людскую природу сразу. Увы, юноша... Наверное, проще всё-таки постепенно... очень постепенно вводить разные правила. Не только позволять друг другу выносить раненых с поля боя, но и договориться не трогать мирных жителей, не жечь поля, не засыпать колодцы... От этого трудно удержаться, понимаю, но если бы мы жили тысячи лет, то можно бы постепенно-постепенно, незаметно-незаметно... Понимаешь?

Олег сказал с яростью:

— Нам не дано жить столько. А увидеть мир лучшим, чем это кровавое болото, я жажду при жизни! Люто жажду!

Окоем ответить не успел, из-за стены раздались крики. Олег повернулся, между лопатками стало так холодно, что невольно отвел плечи, стараясь защитить поражённое место.

По грохоту слышно, что войско Агафирса идет на приступ. Всеми силами.

Часом раньше Агафирс собрал в своем шатре военачальников, указал, кому с какой стороны вести войска. Опытные полководцы, они выслушали в почтительном молчании. Все было обговорено раньше, Агафирс лишь подтвердил, что все по-прежнему, а крепость они возьмут так же, как брали многие и раньше.

По всему лагерю всадники вскакивали в седла, кони привычно занимали свои места в строю. Огромное войско, разбившись на квадраты, замерло в ожидании.

Агафирс вышел из шатра, солнце на миг ослепило, заблистало на доспехах, железном шлеме, украшенном золотом топоре. Оруженосец бегом подвёл коня. Агафирс одним прыжком оказался в седле, повернул коня, суровое лицо дышало отвагой, а глаза гордо блестели.

— Воины! — крикнул он сильным голосом. Огромное войско замерло, даже кони перестали отмахиваться от оводов, повернули головы. — Герои! Мелкие стычки закончены. Отныне никаких переговоров с врагом. Запомните, теперь это не противник, а враг!.. С противником поступают благородно... или неблагородно, смотря как он заслуживает, а с врагом поступают как с врагом всегда. Надеюсь, вам не надо объяснять разницу. Этот проклятый город должен быть уничтожен!.. Как и само понятие страны Гелонии. Жрецы говорят, что они смотрели звездные карты грядущего, там ни слова, ни знака о Гелонии! Нет такой страны... Так что убивайте, убивайте, убивайте!.. Мужчин, женщин, детей, скот, деревья!.. Город сжечь, а то место, где он стоял, посыпать солью, чтобы и трава не росла на этом проклятом... проклятом...

Он задохнулся от переполнявшей ненависти, лицо налилось кровью, а глаза, и без того круглые как у орла, выпучились в приступе неудержимой ярости. Воины дружно вскинули к небу руки с топорами. Земля вздрогнула от мощного крика тысяч здоровых мужских глоток.

Все шестеро чародеев собрались возле шатра Хакамы. Беркут с удовольствием наблюдал за могучим войском. А устрашенному Россохе показалось, что по всему лагерю внезапно выросла стальная щетина, а небо и земля дрогнули перед мощью голосов новых повелителей земли.

Хакама захлопала в ладоши. Глаза горели торжеством, на щеках расцвел румянец. Она помолодела и похорошела в радостном возбуждении.

— Ну что? — спросила она победно. — Разве всё не свершается с изумительной точностью, как предначертано звездами? Сегодня и завтра будет великий штурм, сегодня город может устоять... хотя не понимаю, как устоит перед такой силой, но смиренно склоняю голову перед властью звездного неба, но завтра падет точно, завтра наши... противники, назовем их так, погибнут. Будут убиты. Но именно завтра день Битвы Муравья с Рекой, не так ли?.. А мы все знаем, что произойдет в этот знаменательный, предначертанный ходом всего Мироздания день!

Боровик кивнул. Солнце играло на его лысине. Крупная муха села на самую вершину блестящего черепа, начала чесать крылышки, поскользнулась и упала как с высокой горы. Боровик поймал на лету, не глядя, оторвал крылья и бросил под ноги.

— Да, — признался он с некоторой неохотой, — как ни пытались мы вмешаться, поторопить события... а ведь пытались, не будем друг от друга таиться!.. но всё равно события нарастали медленно, как поднимается вода в наводнение. А завтра тот день, когда плотина рухнет.

Ковакко жирно захохотал:

— Ты прав, мы все пытались. Но что предначертано звездами, то не вырубишь топором. Сейчас же, если бы мы все вдруг бросились помогать Богоборцу, спасать его уже ничто не спасёт его от гибели. День Битвы Муравья с Рекой! Подумать только, его гибель была предначертана ещё задолго до его рождения!

— Да что там гибель, — буркнул Беркут. — Даже рождение! Всё предначертано еще до появления белого света. Возможно, еще до звезд... ибо звезды — только знаки, по которым мы читаем судьбу миров, стран, людей... Не так ли, Россоха?

Россоха вздрогнул, поёжился. Он чувствовал себя как никогда скверно.

— Ты знаешь сам, — ответил он неохотно. — Не надо быть великим знатоком звездного неба, чтобы читать там свою судьбу. Или судьбы близких, если знаешь их день и час рождения.

Ковакко вдруг зябко передернул плечами:

— Не знаю. К счастью, я совсем не умею читать звёзды. А то бы вдруг увидел и свой день... Бр-р-р!

По небу плыло странное оранжевое облако, похожее на снежную гору, даже не гору, а целый горный хребет, залитый солнцем. Вершины причудливые, множество уступов, наплывов, выступающих скал, пещер, но низ этой плывущей громады чернее дегтя, и что пугало всех больше всего, абсолютно плоский, ровный, как будто эта масса скользит по незримому, но твердому своду.