Юрий Никитин - Гиперборей

— Ты пойдешь со мной.

Голос был жестким, повелевающим. Она послушно поднялась, тихо спросила:

— А я... зачем?

— Так надо.

Ее глаза расширились в непонимании, но вышла послушно, первой. Олег вывел пленника, поглубже нахлобучив тому капюшон на голову. Его шатало. Олег придерживал за плечи, напустил на себя угрожающе-пьяный вид — готовность вступить в драку с каждым встречным, кто не так посмотрит или слово поперек скажет.

Они опустились на первый поверх, незамеченными прошли через пустую корчму. Столы и лавки были сдвинуты к стене, две девки ползали по мокрому полу, собирая тряпками грязную воду. На троицу внимания не обратили: мало ли выпроваживают пьяных гостей, лишь бы их самих не трогали. Гульча первой шагнула за порог и растворилась в темноте. Олег поспешно вытащил пленника следом, выставив его перед собой, как щит, увидел Гульчу рядом с крыльцом, с облегчением перевел дух.

Ночной воздух был после дождя чистым, серп луны блестел, как отточенное лезвие. За углом протопал ночной дозор, порывом ветерка донесло запах браги и пота, где-то близко звякали шпоры. С башен и стен Города — от Подола и Перевесища — плыли тягучие звуки бил. Уныло ревел скот, пригнанный на бойню.

Олег тащил пленника, держа, как в кузнечных клещах. На улицах пусто, но в далеком князьем тереме, а также в домах тиунов, русичей, тысяцких еще горят желтые огоньки: лучшие люди Киева ложатся поздно. Желто-красные огоньки лучин уже загорались в землянках и хижинах смердов, наемных работников — эти, напротив, встают рано: кто рано встает, тому бог дает.

Они прошли по главной улице, свернули, снова свернули. Олег обливался потом, нужно было следить за улицей, за темными тенями и за Гульчей, которая с подозрительным постоянством всякий раз исчезала перед каждым покушением на него. Они миновали кузницу, за ветхой стеной бухали молоты, через дырявую крышу поднимались отдельные струйки сизого дыма. Из другого дома пахло свежим хлебом, в окнах суматошно мелькали быстрые тени. На дальнем холме на фоне уходящей ночи высвечивался огромный столб — Гульча рассмотрела вырезанное из векового дуба жесткое лицо: глаза, как у сокола, ноздри раздуты в гневе, челюсти сжаты.

Олег внезапно толкнул пленника в темную подворотню, мгновение спустя вышел оттуда один, потер ребро ладони:

— Теперь пойдем одни. Дом варяга отсюда третий.

Она спросила недоверчиво:

— Я не слышала, чтобы он объяснял тебе дорогу!..

— Объяснял молча, — бросил Олег. Глаза его были жесткими, pуки дрожали, ноги дергались. — Мы, волхвы, легко читаем такие знаки!

Навстречу по тесной улочке двигались груженые подводы, через борта свисали тонкие сухие ноги ланей, лосей, на двух телегах везли забитых медведей. Лошади ступали понуро, привычно. Везли битую птицу, на последней телеге в глубоком корыте прыгала рыба. Обгоняя подводы, проскакали княжьи гридни — суровые, в кольчугах, в глазах — лед. Олег и Гульча поспешили прижаться к забору, давая дорогу.

Впереди стучали по камням посохи. В сторону княжеского терема шли, переговариваясь, тепло одетые, несмотря на предстоящий жаркий день, дородные осанистые люди. Бояре и воеводы, тиуны и тысяцкие — все спешили к порогу великого князя киевского Самовита, буде понадобятся.

Один из дородных, в расшитой серебром сорочке, приотстал, на миг скрылся в тени, а когда луна высветила снова, на том месте уже никого не было. Олег покосился на быстро светлеющее небо, взял Гульчу за руку, они перебежали к тем же воротам.

Терем высился в глубине небольшого двора, за массивными воротами виднелась добротная крыша, а сам забор почти не уступал той стене, которой Кий в молодости обнес свой город. Ворота были из бревен, грозно блестели толстые железные полосы, медные кольца, скрепы. Олег чуял, что в железных скобах, толщиной с кочергу, лежит настоящее бревно, служа засовом. По ту сторону забора ржали кони, хлюпала вода на плоские камни.

— Варяги в Киеве живут свободно? — шепнула Гульча.

— Узнаем у Говарда.

— Собираешься попасть внутрь?

— По-твоему, я здесь потому, что страдаю бессонницей?

— Но это опасно...

— Мне опаснее оказалось спать в своей постели!

Он измерил взглядом высоту забора и когда, по мнению Гульчи, должен был подпрыгнуть, хватаясь за края забора, внезапно постучал в ворота. Очень нескоро во дворе послышались тяжелые шаги. С лязгом приоткрылось окошко, Олег увидел половину бородатого заспанного лица.

— Кого бесы носят?

— Открывай! — бросил Олег сердито. — Белый свет рушится, а ты спишь. Мы к Говарду. Дело срочное.

Страж подозрительно оглядел стучавших, исчез, погремел железом, в воротах отворилась калитка. Олег протиснулся боком, Гульча споткнулась о толстую цепь, та не давала распахнуться шире: Говард охранял свой терем надежно. Впрочем, любой купец охраняет дом и товары.

К терему вела вымощенная камнем дорожка. Двор был грязен, в лужах после вчерашнего дождя. Возле дорожки плескалась в луже большая свинья, два поросенка тыкали розовыми пятачками в булыжники, пытаясь разрушить дорожку. Гульча обошла их опасливо, даже соступив в грязь, дабы не коснуться нечистых животных. Под дальним забором вольно раскинулся пьяный гридень, от него несло блевотиной. Крупный поросенок, подбирая извергнутое, заодно объел гридню губы, с хрустом сгрызал уши и нос.

На ступенях крыльца двое стражей любовно точили мечи, третий сидел сбоку, деловито бил вшей, разложив сорочку на коленях. Все трое вроде не глазели на прибывших, но когда те приблизились к крыльцу, двое с мечами сразу встали, глаза холодно и цепко пробежали по фигурам гостей.

— Стойте там, — предупредил один властно. — Я узнаю у хозяина, как и что... Не вздумайте быть чересчур умными! Мои друзья не вчера родились.

— Я всего лишь пещерник, — пробормотал Олег.

— Пещерник? — переспросил страж саркастически. — Тогда я — непорочная дева Дана.

Оставшиеся хмуро рассматривали Олега и Гульчу. По тому, как держались, Олег с холодком понял, что оба — профессиональные воины, служили наемниками в Царьграде или Багдаде, продажные, но умелые с оружием. И не допускают ошибок, понапрасну не рискуют.

На втором поверхе распахнулось окно, свежий голос бодро крикнул:

— Впустить гостей!

Двое стражей провели Олега и Гульчачак наверх, взглядом оба показали, что они думают об пещернике и что — о его спутнице, явно отшельнице из той же пещеры.

В большой светлице их ждал крепкий седой старик. Лицо его было, как печеное яблоко, но глаза смотрели остро, живо. Он был в свейской одежде, на поясе болтался крохотный разукрашенный кинжальчик. Старик сделал два шага навстречу, в глазах блестел смех: