Юрий Никитин - Фарамунд

Он невольно засмотрелся на воинов: все как один крупные, широкие в плечах, лица в шрамах, глаза быстрые, дерзкие. Даже одеты добротно, в кожаные доспехи, хотя с такими мышцами можно крушить, не встречая ответных ударов.

И снова сзади прозвучал тревожный крик Вехульда:

— Фарамунд!.. Там тоже... горит!

Он и сам с ужасом видел, что над крепостью Свена поднимается красный столб пожара. А грабители, увидев внезапно появившихся всадников, подались назад, слаженно выставили пики. Вехульд взвизгнул, пустил коня вперед, за ним с криками двинулись остальные.

Чужаки с копьями довольно умело доставали всадников. Фарамунд сам рубился в первом ряду. Перед ним мелькали освещенные пожаром багровые лица, исчезали во тьме, конь делал осторожный шажок, снова удар, лицо пропадало, иногда успев брызнуть кровью. Он посылал коня через еще дергающееся тело, оно пока не осознало свою смерть, рубил, колол, рассекал, и все шаг за шагом, на острие клина, по бокам, чуть отстав, медленно наступали соратники.

Сверху это было, как будто по темной заводи плывет птица с горящими перьями, а от нее тянется расширяющаяся дорожка. Воины едва успевали за ним, рубили и кололи, иногда падали с седел, через них переступали, слышался стук железа по костям, по кожаным доспехам, сухо трещали раскалываемые головы.

В одном месте перед ним выросли два настоящих гиганта, но он сразил их так, словно это простые селяне, за спиной восхищенно вскрикнул Громыхало, а Вехульд закричал весело, что так пройдут до самого Рима.

Ошалевшие кони страшно храпели, раздували ноздри. В темноту без всадников бежать страшились, носились по освещенному пятну, набрасывались друг на друга и грызли огромными страшными зубами. Иные, совсем ничего не понимая, дико и страшно визжали тонкими не-лошажьими голосами, вставали на дыбы и били по воздуху копытами, либо же напротив, поворачивались задом к схватке и лягались, не разбирая, кто свой, а кто чужой.

Еще не пали последние из напавших на село, а он пустил коня в галоп. Глаза не отрывались от страшного багрового зарева. Уже не багровое, ярко алое, пламя все ширилось, а столб черного дыма проступал на медленно светлеющем небе.

Фарамунд несся как безумный, глаза вылезали из орбит, а в душе стоял безмолвный дикий крик: боги, только Ее пощадите! Пусть весь мир сгорит, но только бы Она жила...

В бледном рассвете выступили стены крепости. Над домами черный дым, время от времени клубы огня, в одном месте поднимается красный столб, похожий на толстый промасленный канат, словно в доме Свена горят запасы его масла.

Обе башни над воротами обгорели, там пусто. Вместо ворот зияет страшный черный провал. Откуда выскакивают кричащие люди, Кто-то волочит мешки с добром, кто-то убегает в страхе сам...

Под копытами прогремели проломленные створки ворот. Их выбил явно таран, даже часть стены повалена! Ближайшие дома полыхают, как стога соломы. На улице лежат в лужах крови зарубленные люди. Судя по тому, что среди убитых только мужчины и старухи, значит это не простой набег...

В памяти быстро пронеслись имена грозных разбойников, что осели на землю. Людвигода, Фридлав, Агандр... Но им нужны люди, эти могли, разорив гнездо Свена, увести челядь к себе и поселить в своей крепости. Простолюдинов же увели б и поселили на своей земле... Хотя и это село, раз уж сумели одолеть Свена, забрали бы себе целиком, не разоряя!

Конь остановился перед горящим домом Свена. Фарамунд спрыгнул, метнулся в стену огня. Сильные руки схватили за плечи, за одежду, за волосы, скрутили за спиной руки. Грубый голос Громыхало прокричал:

— Держите!.. Кто отпустит — голову сниму. Фарамунд, опомнись!.. Там даже мыши сгорели!

— Ты!.. — выплюнул Фарамунд в ярости. — Ты... посмел?

— Посмел, — ответил Громыхало с вызовом. — Держите, держите!.. Вам он сделает что или нет, а я убью своими руками!

Фарамунд напрягся, его держали десятки рук, кто-то ударил под ноги. Рухнул, сверху навалились тяжелые потные тела. Он задыхался, ему больно выламывали руки, но тело словно что-то вспоминало, он задержал дыхание. В мышцы пошла новая порция крови, он чувствовал, как они становятся подобны гибкому железу. Над головой раздались взволнованные голоса...

Он разбросал всех и поднялся на ноги. В тот же миг волна жара ударила как таран. Многих расшвыряло, подобно щепкам. Он отшатнулся, прикрыл лицо ладонями. Ресницы затрещали, кожу обожгло так, что услышал запах паленой плоти.

Горящая крыша с грохотом рухнула. Стены развалились, к небу взметнулись, похожие на огненные волны, широкие снопы искр.

Отчаяние ударило с такой силой, что в глазах потемнело. Он чувствовал в ушах нарастающий звон, что истончился до комариного писка. Зашатался, ухватился за чье-то плечо.

— Кто? — вырвался из него страшный крик. — Кто?

Всадники рассыпались по бургу. Всякого лежащего в крови переворачивали, пытались услышать последние слова, а сам Громыхало врывался в горящие дома, искал подвалы и укрытия, где мог кто-то спрятаться. Именно он и выволок кричащую девушку, в полуразорванной рубашке, с черным от копоти лицом.

— Рекс! Она видела, это люди Савигорда!

— Савигорд! — вскричал Фарамунд. Отчаяние едва не разорвало его сердце. — Савигорд, который преследовал ее еще тогда... когда она подобрала меня!.. Что тебе нужно, Савигорд!.. Зачем растоптал мое сердце?

Громыхало подошел как-то боком, в глазах старого воина была любовь пополам с брезгливостью:

— Рекс, не теряй головы!

— Зачем мне голова, когда потеряно сердце?

— Рекс, — повторил Громыхало настойчиво. — Рекс!.. Савигорд зарубил только старых и немощных. Остальных увел к себе. Госпожа Лютеция и все, кто не погиб, сейчас уже на пути к его крепости. Я не думаю, что он будет с ними жесток... Наоборот, сейчас задаривает, обещает, доказывает, что ему служить выгоднее, чем Свену.

Фарамунд застонал:

— Но так... так и в самом деле! Свен — эта грубая скотина... Он не сумел ни крепость укрепить, ни людей обучить, ни гостей сохранить!..

Подбежал запыхавшийся Вехульд. Лицо и одежда в копоти, со лба бегут мутные струйки. Выкрикнул издали:

— Среди убитых нет ни Тревора, ни Редьярда!

— Да что мне они...

Но Громыхало насторожился:

— Да, если бы они были здесь, то вокруг них бы горы трупов, точно! Проще завалить лесного кабана, закованного в доспехи, чем Тревора. Да и молодой Редьярд умеет драться, его учили с пеленок.

Фарамунд рыкнул:

— Что вы мелете? Хотите сказать, что это они открыли ночью ворота? Перебили стражу и открыли ворота остальным? Дурость!

Громыхало возразил:

— Почему? Савигорд богат. Невероятно богат. Он мог уговорить Тревора передать ему Лютецию. Для Тревора очень важно пристроить ее так, чтобы она была в достатке и безопасности. А у Савигорда множество земель, деревень,