Юрий Никитин - Фарамунд

И все-таки одна мысль не исчезла, а только ушла глубже, затаилась. Если бы Брунгильда не застала его во дворе с той девицей, то, возможно, она не додумалась бы заменить себя служанкой.

Клотильда, осмелев, придвинулась ближе. После паузы осторожно присела на самый краешек ложа, готовая как испуганный воробей вспорхнуть при первом же угрожающем движении большого и страшного человека.

Фарамунд лежал на спине, руки за голову, могучее тело смутно вырисовывается в слабо освещенной комнате. Клотильда тихохонько приподняла одеяло и робко скользнула на ложе.

Они лежали некоторое время молча. Фарамунд рассматривал тьму под низким сводом, смутно белеющие потолочные балки. Когда в окно врывался порыв свежего воздуха, пламя светильников колебалось, балки то становились мертвенно белыми, словно кости громадных допотопных животных, то пропадали вовсе в черноте.

И все же, несмотря на успокаивающие мысли, разумные и правильные, все та же странная злость, смешанная с таким же странным облегчением, внезапно снова без всякого предупреждения начинала вздымать грудь, жгла сердце, а череп раскалялся, как в горне. Он начинал часто и свирепо дышать, спохватывался, снова всматривался в балки, рассматривал и считал щели...

Клотильда лежала тихая, как забившаяся в подполье мышь. Когда он замечал ее блестящие от страха глаза, то видел, что его тело снова напряжено, как тетива на луке, спохватывался, поспешно распускал мышцы. А через мгновение замечал, что кулаки снова сжимаются до хруста, ноги напрягаются для прыжка, а мышцы рук готовы наносить и принимать удары...

Тоненький молящий голосок Клотильды раздался неожиданно:

— Господин, мне страшно... Пожалуйста, вам надо успокоиться! Перевернитесь на живот, я вам помну спину. Это поможет отдохнуть...

Она стыдливо отводила глаза, когда он, в самом деле, лег на живот. Над собой он услышал облегченный вздох. Служанка трусила, страшилась, что он вспомнит о ее присутствии и попросту убьет, все же сочтя себя оскорбленным.

Ее маленькие, но цепкие пальцы принялись старательно разминать плечи, спину. Он уткнулся лицом в подушку.

— Так лучше? — прожурчал ее тихий голосок.

— Хорошо, — буркнул он.

— Я училась, — похвасталась она, чуть осмелев. — Все римские патриции держали у себя массажистов. У женщин тоже были... слепые, правда.

— Почему слепые? — удивился он.

— Чтобы не видели, — пояснила она.

Ее пальцы мяли, терли, встряхивали, он чувствовал, как усталость и даже горечь выходят из тела, вымываются, испаряются, он снова почти свеж, словно не было этой нелепой изнуряющей церемонии свадьбы,

Она промяла и заставила жить заснувшие мышцы плеч, он сам ощутил, насколько они у него широкие и массивные, пробудила группы мускулов спины, вдоль хребта пошла горячая кровь, потерла и пощипала ягодицы, что почти омертвели от постоянного подпрыгивания в седле, отыскала и встряхнула каждую жилку в ногах и даже в пальцах.

Потом он слышал, как она неслышно встала, а когда его нога снова оказалась в ее руках, он слышал легкие щелчки, пальцам было горячо и щекотно.

— Ногти, как у медведя, — сказала она со смешком. — По деревьям можно лазить... Теперь сапоги можно шить на размер меньше!..

Повинуясь ее руке, он расслабленно перевалился на спину. Злое напряжение растворилось, сильное тело лежало спокойно, он чувствовал, что он в любой момент может взметнуться в прыжке прямо с постели, но теперь мышцы сами по себе не сокращаются, не стягиваются в узлы, от которых болят и едва не рвутся сухожилия.

Она разминала ему плечи, потом кончики ее пальцев пробежали по широким пластинам его груди. Он сам знал, что они похожи на римские медные латы, выпуклые и массивные, но ее маленькие сильные пальцы взялись встряхивать умело, кровь из глубин поднялась наверх,

Ее небольшие груди с острыми, как у козы, сосками, черными в слабом свете, двигались в такт ее мерным неторопливым движениям. Она сидела, обхватив ногами его бедра, он чувствовал ее нежное тепло. Пальцы разминали, гоняли кровь, он наконец-то ощутил, как страшное напряжение ушло окончательно, вытянулся в сладкой истоме, чувствуя себя сильным, могучим, отдохнувшим зверем...

— Ой, — сказала она. В ее голосе послышался смешок пополам с испугом. — Рекс, мне так трудно дотянуться...

Ему не надо было скашивать глаза вниз, чтобы понять, что она имеет в виду. Он чувствовал ее мягкий горячий живот, когда она наклонялась всем телом, и когда вся разбуженная кровь освобожденно ринулась в гениталии, он зарычал, схватил ее и, быстро перекатившись, навис над нею, огромный и распаленный.

— Ой, рекс...

Она вскрикнула тонко и жалобно. Он взял ее грубо, жадно, по-звериному. И быстро. После чего отвалился в сторону, застыл, раскинув руки и глядя на проступающие в слабом рассвете балки. Клотильда лежала тихая, как затаившийся зверек. Ему почудилось, что она не то тихонько плачет, страшась его разбудить неосторожным движением, не то вздрагивает от пережитого ужаса и украдкой ощупывает себя: целы ли косточки.

Потом краем глаза он видел смутное движение. Клотильда встала, ночную рубашку прижимала к груди, прикрывая наготу. Лицо ее похудело, выглядело изможденным. Глаза ее казались темными пещерами.

— Рекс, — прошелестел ее голосок. — Я была... девственницей. Так что простыню... пусть видят.

В ночной тишине ее босые ступни прошлепали отчетливо, словно к двери побежал утенок с мокрыми перепончатыми лапками.

Через час в спальню ворвались хохочущие гости. Фарамунд в это время, обнаженный до пояса, умывался из кадки, а в другом конце зала трое служанок, среди которых была и Клотильда, расчесывали необыкновенные золотые волосы Брунгильды Белозубой.

Во главе гостей шествовал Тревор. Его опередили Вехульд и Унгардлик, разом ухватили простыню, завопили ликующе, вскинули ее как знамя. Фарамунд видел, как Брунгильда вздрогнула, ее огромные глаза на миг повернулись в его сторону, в следующее мгновение она словно отпрянула в отвращении.

А что я должен был делать, спросил ее молча Фарамунд. Он сцепил зубы, только плескал воду в лицо и на грудь с такой силой, что гости отпрянули с веселыми воплями.

— Эту простыню можно как знамя! — орал Вехульд ликующе. — Рекс, можно мне отодрать кусочек? Говорят, это как амулет, чтобы всегда быть... всегда!.. ха-ха!!..

— И мне!..

— Ага, ему — да!..

— Ты на что намекаешь?

Фарамунд с гадливостью слушал пьяные вопли и поздравления. Похоже, пир продолжался всю ночь, и, судя по всему, они готовы пьянствовать и дальше.

Как был мокрый до пояса, он направился к Брунгильде. Еще издали видел, как она напряглась, подобралась. Служанки хихикали, смотрели на него влажными зовущими глазами, добрыми, как у коров. Только Брунгильда смотрела прямо перед собой, да еще Клотильда отводила взгляд, ее руки старательно работали гребнем.