Наталья Павлищева - Кровь и пепел

А в тот вечер, закрыв дверь за незваными гостями и вернувшись в дом, я увидела двух моих дам, едва ли не стучащих зубами от страха. До них наконец дошло, кто рядом. Сначала стало смешно, но потом я вспомнила, как мы с Лушкой тряслись от страха только из-за того, что увидели на сеновале Анею, которая должна быть в это время в соседней деревне. Неудивительно, если после всех моих вывертов и обещаний Олена с Маней будут меня бояться. Пора исправлять положение.

– Так! Я никакая не ведьма и никого в дубовые колоды не превращала. И ничего такого не умею. Обещала просто, чтобы испугать.

– Да, а… – Олена выразительно кивнула на лужицу крови из носа Терентия.

– Это никакого отношения к колдовству не имеет, просто умение драться. Потом научу. Вытри, пожалуйста.

Все еще недоверчиво косясь на меня, Олена старательно вытерла следы преступления. Конечно, учить Олену приемам единоборств я не собиралась, просто нужно было что-то сказать.

– А что такое падла? – это Маня. Налицо первые проколы в воспитании, педагог ты хренов.

– Маня, это ругательство, которое произносить маленьким девочкам нельзя.

– А большим можно?

Я подумала и с чистой совестью заявила:

– Иногда можно.

Когда Маня уже спала, Олена осторожно поинтересовалась:

– И часто ты так… ругаешься?

Я честно созналась:

– Никогда.

– А как же сегодня? – усомнилась тетка.

– А что оставалось делать?

– Насть, ты словно старше меня…

О, еще одна сообразила! Сказать бы тебе, насколько я старше… Получалось, что на семь лет. Или моложе на… сколько там веков? Ой, получалось почти на восемь. Я невольно усмехнулась, а чтобы у тетки Олены не возникло новых ненужных мыслей, довольно пояснила:

– А здорово мы его побили и напугали.

– Не сотворила бы Свара чего в ответ.

– Пусть попробует, я ей рога поотшибаю, козе крашеной.

Что-то я агрессивная в этом тринадцатом веке стала, угрозы так и сыплются. Не моя вина, нечего мне жить мешать! Но вообще-то, я в двадцать первом веке так не ругалась и все эти уркаганские штучки только слышала. Послушала бы меня хоть одна из моих бабушек, инфаркт был бы обеспечен, мои интеллигентные старушки и не подозревали, что я способна откровенно материться (когда приспичит). Я и сама не подозревала. Вот оно, вредное влияние на неокрепшие умы ящика с голубым экраном, где еще можно нахвататься таких выражений, как не из всяких там страшилок?

То, что заглядывало в окно, солнышком назвать нельзя, на дворе светло и морозно, в доме темно и жарко. Мы топили печь от души, в качестве компенсации за моральный ущерб, нанесенный моей чуткой психике антигуманным поступком Терентия и Свары, я основательно пощипала их поленницу дров. А почему бы не взять, если люди удрали и вернутся ли до весны – неизвестно. В общем, мы целую неделю топили их поленьями, серьезно сэкономив собственные. Теперь пришлось лезть за своими… Ничего, у них не убудет.

Олена привычно отправилась к Авдотье узнавать новости, собираясь там и заночевать. Но дойти явно не успела, вернулась от ворот с явным испугом на лице.

– Что?

– Послы татарские приехали!

Я попыталась вспомнить, какой сегодня день, как-то не вспоминалось, и примет никаких в голову не приходило. Это все соседи, чтоб их, с ними все снова забудешь.

– Олена, какой сегодня день?

– Дак… завтра Варвара, а ныне никакой…

Все в порядке, это не у меня проблемы, это примет на нынешний день не нашлось, и святых тоже.

– Рассказывай.

Оказалось, что Олена подошла к городским воротам вовремя, туда как раз прибыли послы от Батыя. У меня сердце ухнуло вниз: ну вот и все, началось!

– А страшные, что твой леший!

Я вспомнила зеленую массу, лично меня совершенно не напугавшую, и возмутилась:

– Лешего не обижай.

Летописец не врал, послов действительно было четверо, среди них баба-колдунья.

– Вся тряпьем да побрякушками обвешанная, космы седые, глазищи злые… как зыкнула, я и обмерла!

Я чуть не выругалась:

– Да зачем же ты ей в глаза смотрела, ты же беременная!

Олена ахнула, прижав руки к груди. Я обругала теперь уже себя: ну что за дура, теперь даже если ничего и не было, Олена будет верить, что дите сглазили. Попытка исправить получилась корявой:

– На тебе крест-то был?

– А как же?!

О господи, ну когда я поумнею?! Кто же без креста на улицу выходит? Это же не дальняя весь и даже не Козельск, где больше верят Воинтихе, чем Иллариону, это стольный град Рязань. Здесь тоже верят и в лешего, и бабкины заговоры, и в сглаз тем более, но церковные требования все же блюдут, с крестом не расстаются.

– Ну вот и все, они же нехристи (и слово-то откуда такое выкопала?), тебе не страшны.

Олена с сомнением покосилась на меня, это заявление было нелепым, потому как именно на христианку ее колдовство и было бы направлено в первую очередь, но после того, как я уложила мордой в пол Терентия, а соседи опасливо загородились от нас высоченным забором, мой авторитет стал непререкаемым.

Олена рассказывала о странных послах, а я думала о том, что они скорее монголы или вообще непонятно кто, потому что у татар вовсе не черные космы и широкие, тоже черные лица. Ну, положим, чернотой Олена обзывает загар, но черных волос точно нет.

– Олена, нужно уходить к Авдотье.

– А как же двор? Не, я, пока Степан не вернется, не уйду.

Вопрос с возвращением Степана мучил и меня саму. Что-то долго его не было, пора бы уж вернуться. Неужели случилось что-нибудь недоброе?

Я поймала себя на том, что даже думать стала теми словами, которые произношу вслух. Говорят, для человека родной тот язык, на котором он думает. Это что же, я уже стала древнерусской, что ли?

– Олена, надо уходить, потом может быть поздно.

– Не, здесь пограбят все, те же соседи пограбят.

Да уж, Терентий со Сварой отыграются за унижение сполна. Сами не пойдут, побоятся, но работников своих пошлют.

– Давай, вы с Маней уйдете, а я пока останусь, если что, мне одной прибежать будет недолго.

Олена явно сомневалась, а вот Маня завопила:

– Нет, я с тобой останусь!

– Значит, к Авдотье уходим все втроем. Ну, пойдем хоть сначала посмотрим, что там. Днем пойдем.

Я надеялась, что там, у Авдотьи, сумею уговорить двух упрямиц остаться. Наконец Олена согласилась.

На звоннице звучал набатный колокол, но не оповещая о пожаре, а собирая народ. Со всех сторон, от всех домов к Успенскому и Борисоглебскому соборам спешили рязанцы, не уехавшие из города. Мы с Ефремом и Авдотьей – тоже. Никола махнул рукой и остался дома. Я понимала, что в толпе (хотя они толпы-то настоящей не видели, разве это толпа – несколько сотен человек?) одноногому тяжело.

На паперть собора вышли князья.

Я тянула шею, пытаясь углядеть свое. Романа не видно, не вернулся или уже куда-то умчался снова?