Наталья Павлищева - Кровь и пепел

Как ни болела голова, а сообразила мгновенно. Через десять секунд мы с убитым ордынцем на пару были снова погребены под мертвецами. Вот это аттракцион – лежать в обнимку с тем, кого ты только что укокошила, под горой окоченевших трупов в ожидании, когда тебя обнаружат и вытащат на снег, чтобы замучить на глазах у тысяч ревущих глоток! Что еще может вынести человек в экстремальных условиях, причем человек, страшно боящийся пауков, мышей и коров? Трупов я, как выяснилось, уже не боялась, живые ордынцы куда страшнее.

Вовремя успела «закопаться», почти сразу появились ордынцы, это означало, что проход есть и довольно свободный. Пришлось дышать через раз и прямо в плечо моей жертве! Воины оглядывали место моего пребывания, видимо, ткнули нескольких погибших копьями и остановились, о чем-то переговариваясь, наверное, решали, стоит ли переворачивать все. При этом то ли нога одного из них, то ли его копье коснулось моей подошвы. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не отдернуть ногу. Я перестала дышать, онемела и вообще тоже превратилась в труп, разве что слышавший малейший шорох… Так обездвижеть не сумела бы даже Воинтиха!

Кажется, они стояли вечность, у меня затекла нога, еще чуть, и я все же не выдержала бы. Но вот наконец ордынец шагнул в сторону, потом еще дальше… В тот момент, когда его ступня перестала касаться моей, не дернуть ногой было еще трудней. Они что-то делали, может, переворачивали все или кого-то искали… «Кого-то»… Меня они искали!

Искали долго, невыносимо долго, чтобы не заорать от напряжения, я принялась мысленно считать. Вот досчитаю до ста, и они уберутся отсюда. Нет, до двухсот… Это отвлекло. Наконец ордынцы отправились в ту сторону, откуда появились. Они уже ушли, из-за стены доносился теперь гул, видимо, подожженного костра, единый вопль собравшихся вокруг воинов, а я все лежала. Нет уж, теперь я не вылезу, пока они не уберутся из Рязани совсем.

Конечно, вылезла, лежать под трупами в обнимку с убитым ордынцем не сахар, к тому же я все-таки здорово замерзла. Выбравшись и оглядевшись, от души выматерилась – эти сволочи воспользовались моментом, чтобы утащить все теплые вещи, которые я собрала для себя! Поймала себя на том, что не плачу, только ругаюсь; кажется, с тех пор, как оказалась в этом мире, вообще разучилась реветь, зато стала немыслимо агрессивной, особенно после того сна. А еще непробиваемой и находчивой. Наверное, так меняет человека необходимость защищать свою жизнь.

Вот и теперь пришлось весьма находчиво заново обшаривать трупы с целью розыска оставшихся после ордынских мародеров теплых вещей, без них мне крышка в ближайшую же ночь. Кое-что наскрести удалось, это уже не был тот ворох тряпья, в котором я пряталась. Господа мародеры, имейте совесть, еще один набег на мои запасы, и я превращусь в сосульку!

Чтобы не свихнуться от страха и нервного напряжения, я пыталась шутить. Удавалось. Правда, шутки получались из разряда черного юмора. Нечто вроде: «Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов»… Сказки, что ли, начать рассказывать? Лучше бы об этом не думала, сердце сжало так, что хоть «Скорую» вызывай, вспомнились наши посиделки в доме Олены и Степана. А что, «Скорая» вон за бревнами: один мой крик, потом один взмах их сабли и никаких больше проблем. Тоже выход, между прочим, только я постараюсь найти другой. Если он есть, конечно.

Должен быть, не могу же я вот так дурацки погибнуть в чужом мире. Стоп! Во-первых, этот мир уже мой. Во-вторых, почему это другие могут, а я нет? Стало совсем тошно, я тут сижу, спрятавшись, а там погибают люди, может быть, уже убили моих домашних. Но что я могла сделать? Разве что вылезти погибать за компанию. Один в поле не воин… Один и в городе никто, если против него вся вот эта махина, которая дожигает своих на костре, вместо того чтобы по-человечески похоронить. Ой, вот насчет похоронить не будем, у каждого народа свои обычаи, пусть хоронят как умеют, хоть жгут, хоть крокодилам скармливают (интересно, крокодилы едят падаль?). Пусть, только подальше от Руси у себя в степях, на барханах, в горах, на морях, под водой, под землей… где там еще?

Удивительно как успокаивают идиотские мысли. Почему-то от мысли, что эту дрянь лучше бы действительно скормить крокодилам, чем отравлять их пеплом нашу землю, стало легче. Немного еще покрутившись и подумав над тем, как укокошила бы этих преступников будь моя воля, я все же задремала. Видно, нервы, страх, три дня без еды сделали свое дело, я благополучно проспала все – погребальный костер из ордынцев, их песни и танцы в честь погибшего бандитья и даже сам их уход из Рязани. Когда проснулась, то поняла, что в городе тихо…

После грохота, криков, рева пламени, гвалта последних дней это было настолько непривычно! Выкарабкавшись из закутка, куда забилась, свернувшись калачиком, я с трудом смогла разогнуться вообще. Ни руки, ни ноги, ни все остальное не подчинялось. Ничего, это от холода… Действительно, несколько энергичных движений (или попытка их сделать) вернули подвижность затекшим суставам, зато меня саму обрушили наземь, голова сильно кружилась. Нет, лежать нельзя, надо встать и идти! Вдруг среди развалин, среди всего этого кошмара отыщется еще кто-то такой, как я, и ему нужна помощь?

Я приникла глазом к щели в бревнах. Никого, только ветер носил пепел и виднелись обгорелые, закопченные печи… Почему-то подумалось, что в Рязани у многих домов топилось не по-черному, значит, печных труб будет немало.

Выбралась из своего убежища не сразу, было тяжело двигаться, кружилась голова, при любом усилии темнело в глазах. То, что увидела, заставило замереть… Черные обгорелые остатки домов и трупы… Город и его жители погибли вместе. Стало дурно, пришлось присесть, чтобы унять противную дрожь в ногах и вернуть глазам способность видеть. Я хотела зачерпнуть снега, чтобы хоть губы смочить, и не смогла. В этом городе не было белого снега, снег был двух цветов – черный от сажи и красный от крови!

Как долго сидела, тупо глядя вокруг, не знаю. Опомнившись, двинулась вперед. К дому Николы и Авдотьи нужно пройти через Соборную площадь, а там тот самый страшный костер. И никуда не денешься, придется идти, потому что надо проверить, вдруг есть кто-то живой? Надежды на это никакой, татары и мороз сделали свое дело, Рязань мертва. У тех, кого я видела, отрезаны головы, рассечены лица, вспороты животы. Снова стало тошно, нутро выворачивало наизнанку, хотя в нем было совершенно пусто, я не ела дня три-четыре. Лежал мужчина, прижимавший к себе ребенка, раскинув руки, валялась растерзанная женщина… Взрослых, крепких мало, они погибли на стенах, в основном женщины и дети.

На ступенях Успенского собора, в котором в последний вечер я видела молившихся князей, валялся разбитый колокол. Тот самый, что поднимал Рязань, когда татары подошли к городу. Я подняла голову – звонница пуста, болтались только веревки и одно из ушек, видно, от этого колокола. Саму Соборную площадь, видно, расчистили для костра, зато внутри собора оказались трупы княгини Агриппины и еще множества людей. Князя не было, видно, погиб где-то в другом месте. Князь воин, он не мог отсиживаться в соборе.