Олег Верещагин - Не остаться одному

– Они шли с запада на восток, – сказала Жанна. – Вы видели оставленный ими камень.

– Ого, – сказал я. – А с тех пор больше никто не пробовал?

– Пробовали, – кивнул Арагорн. – Они погибли.

– Неплохо, – заметил Йенс.

– Всегда можно повернуть, – сказал Арагорн. – Только потом не стоит корить себя за то, что отступил.

– Король, – напрямую спросил я. – Ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?

– Ты говорил о приключениях, – напомнил Арагорн. – Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.

– Да ему просто хочется делать все назло, – вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему – немец нахально улыбался, а Зигфрид качал головой в крылатом шлеме. – Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдем. Хорошая, между прочим, жизненная философия.

– В целом – это правда, – признался я. – Примерно такой философией я и руководствуюсь.

Арагорн засмеялся – я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал – и уставился на него изумленно, потому что это был настоящий веселый смех.

Андрей,

Йенс и я,

Олег, Танька, Лена, Игорь;

Фергюс, Лена и Зорка, Димка;

Видов, Ингрид и Линде, Мило;

Сергей, Анри, Ян и Раде.

Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились – чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватал глаз.

Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах – явно благодатных! – нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.

Я еще раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путем». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…

Надо сказать – пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздерганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.

Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И все бы хорошо, да что-то нехорошо». Я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило .

Давило , и все тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал, словно тебя тут не хотят ; есть такие места, чужие человеку, чаще всего – морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели .

Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали – жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное – повсеместный . Ниоткуда – и отовсюду.

Все-таки этот мир надо за кое-что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом, в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не урса за нами следили. И не люди. И вообще…

Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.

Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определенное время), но вооруженных как бы «потяжелее» – со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые – в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.

Совсем бесшумно.

Один из парней обернулся в нашу сторону, и я встретился взглядом с его глазами, светло-серыми и широко расставленными.

Он меня не видел. Отвернулся и зашагал дальше в этой странной процессии.

– У них ни у кого нет тени, – сказал напряженно Йенс. Мы оставались на месте, словно не в силах пересечь ту невидимую черту, по которой они шли, пока странный отряд не скрылся за деревьями, двигаясь все так же размеренно, бесшумно и уверенно.

– Пошли, Андрей, – окликнул я Альхимовича. Он обернулся, посмотрел на меня, сглотнул – и зашагал вперед.

Ничего не случилось…

– Олег, – мы с Йенсом шли в центре ромба, а Танька и Ленка Власенкова на время заменили нас в охранении, – ты понял, кто это был?

– Понял, не дурак – дурак бы не понял, – пробурчал я. – Те, кто погиб тут когда-то.

– Дурак, – искренне заметил Йенс. – Наоборот – те, кто смог пройти эти места. Вендихо сравнивает нас с теми.

– С чего ты взял? – спросил я. Йенс вздохнул так, что мне захотелось дать ему по шее:

– «Тир», – палец Йенса описал в воздухе «наконечник стрелы». – У них на щитах была руна «тир», или «тиваз», не знаю, но скорее «тир», если это англосаксы, – и он прочел:

…К вечеру мы вышли на берег тихого лесного озера.

Обычно я ставил на двухчасовые ночные дежурства по два человека и считал это более чем достаточным. Нормальным было и то, что часовые старались замаскироваться и не привлекать к себе внимания. Но на этот раз я изменил своей привычке – опасностью были не урса. Мы еще засветло натаскали на поляну у речного берега огромное количество хвороста и сушняка (ходили по четверо!), из которого выложили огненное кольцо. На те же двухчасовые смены я назначил снова четверки, приказав ни в коем случае не покидать круга.

Как только стемнело – начались мелкие и гадкие чудеса. Ощущение взгляда стало неотрывным и физически тяжелым. По кустам вокруг ярко горящего огня крались отчетливые звуки. Из темноты протягивались сами собой ветви деревьев. Кто-то тяжело перепрыгивал с одного ствола на другой. Вода у озерного берега шептала вкрадчиво и затягивающе. Что-то плескалось там.