Андрей Максимушкин - Не герой

– Давайте вернемся к обеду, – с этими словами молодой человек опустился на траву и взял половинку пирога. – А вы что стоите? Присаживайтесь, – он похлопал по траве.

Воля спасителя священна – чудины хоть и с некоторой опаской, но послушались Василия, вернулись к скатерти.

Молодой человек неторопливо жевал пирог, запивал квасом и думал: куда он попал и что за странные люди эти чудь?

Раньше Васёк полагал, что в двадцать первом веке такого быть не может – или какой там сейчас век у местных? Двадцать восьмой? Тем более – все эти древние легенды о героях являются не более чем легендами, красивыми сказками. Ни один человек не будет относиться к ним серьезно. Только если сектанты какие. Новые знакомые Василия на сектантов не похожи, нормальные, разумные люди. Соображалка у них на месте, признав в туристе своего Спасителя, не стали устраивать вокруг него ритуальные пляски, а спокойно, пусть и с некоторым пиететом, опаской сообщили ему, что он является Хабулаем, и все.

После трапезы чудины собрали остатки еды, положили под корнями старого дерева, поклонились и пошли собираться. Журав завел трактор, Тергай и Васёк полезли в тележку.

Чудо техники времен первой индустриализации кашлянуло, выстрелило облаком сизого вонючего дыма, затарахтело, затряслось и потащилось по дороге. Васёк опасался, что трактор не выдержит и развалится прямо на ходу. Уж больно он был старый. Кожух мотора давно потерялся, все железные внутренности торчали наружу. Глушитель проржавел и громко стрелял. Рессор, видимо, вообще не было, трактор подпрыгивал на каждой кочке и трясся, как эпилептик. Но ведь, несмотря ни на что, эта груда железа ехала и тащила за собой тележку. Четверть часа тряски по грунтовке, и трактор добрался до деревни. Как пояснил Тергай, называлось это место Панича.

– Все. Мы дома. Пошли, Василий, – Тергай протянул студенту руку, чтоб помочь спуститься на землю.

– Благодарю, – Васёк сделал вид, что не заметил руки, и играючи перемахнул через борт, не забыв прихватить с собой автомат и сумку.

Приземлился он на ноги, сразу выпрямился и, в свою очередь, протянул Тергаю руку. Чудин как-то странно посмотрел на него, но руку подал. Прыгать местный не стал, перевалился через борт, оперся одной рукой на руку Василия и медленно спустился на землю.

Би-и-ип!!! У трактора, оказывается, еще клаксон не отвалился! Васёк скривился, как будто у него зуб болел. Ну и пищалка! Как иерихонская труба гудит. Это же выдержать невозможно.

Возле трактора стали собираться люди. Старый волох Журав еще пару раз надавил на клаксон, да так, что Василию захотелось немедленно пристрелить чудина, лишь бы больше не мучиться и никогда в жизни не слышать этот звук.

Журав прекратил терзать клаксон, вылез из кабины и, стоя на подножке, затянул речь. Говорил волох долго, размахивая свободной рукой. Второй он держался за трактор, иногда показывал на Василия. Молодой человек стоически переносил повышенное внимание к своей особе. Он надеялся, что со временем это окупится. А так как все равно ничего из речи мужика Василий не понимал, то оставалось только глазеть по сторонам.

А поглазеть было на что. Лицезреть своего нежданного Спасителя собралось почти все село. Много молодых миловидных девушек. Васёк обратил внимание, что все девушки и женщины в плотных головных уборах. У женщин постарше, вероятно замужних, волосы тщательно убраны под платки и нечто вроде кокошников. Юные девицы щеголяют длинными русыми и пшеничными косами чуть ли не до низа спины. На головах кокошники или косынки. Весь женский пол в строгих юбках до середины голени и ниже. Да еще все в расшитых узорами передниках. На ногах обмотки, причем намотано так, что голени кажутся гораздо толще, чем положено.

Мужская половина щеголяет в длинных косоворотках, как Тергай, в вязаных или кожаных жилетах. Большинство мужиков в армейских кепи, соломенных шляпах или фуражках. Все бородатые и усатые. Как заметил Василий, бритву они не признавали. Кое у кого поясные или плечевые кобуры с пистолетами. И почти у всех мужчин ножи на поясе. Тоже местный колорит, Василий видел такие у Журава и Тергая, но не придал этому значения. Оказывается, нож для местных – это необходимый предмет одежды, без которого на улицу выйти стыдно, как на родине Василия штаны. Квакшин надеялся, что, по местным понятиям, автомат на плече является равноценной заменой ножа на поясе. Свой ножик он держал в кармане. Не приспособлен сей инструмент для открытого ношения.

Интересными были украшения. У всех на поясах литые металлические фигурки разных зверей, девушки и женщины щеголяют подвесками и височными кольцами. Рукава по низу охвачены серебряными или бронзовыми браслетами. Интересные люди, настоящий этнографический музей под открытым небом.

В конце речи Журава из-за спин селян вышла дородная тетка со здоровенным караваем в руках, следом за ней молоденькая девушка, почти девочка, с кувшином и глиняным стаканчиком. Василий причастился караваем, достаточно было отломить и съесть кусочек, запил это дело стаканом медовухи из рук девушки. Все. Судя по довольным лицам селян, его не только бесплатно пустят на постой, но и признали своим. Этакий упрощенный обряд названого родства.

Действо закончилось. Новый член общины забросил на плечо сумку и зашагал вслед за Тергаем к дому на окраине. Поселили Василия в не самом богатом доме, не у самой зажиточной хозяйки, но он был рад и этому. Как потом ему рассказали, на выбор повлияли два фактора: вдова Калева хорошо знала вендский язык и могла быстро обучить Спасителя чудскому – это первое. И еще Калева одна тащила на своих хрупких плечах хозяйство и растила троих детей, в доме остро чувствовалась нехватка мужчины – это второе и самое главное. Сельская община отличалась рационализмом, даже легендарного Хабулая они умудрились ненавязчиво приставить к делу, да так, чтоб тому самому было неудобно отказаться.

Что ж, жизнь это жизнь, хочешь хорошо жить – учись вертеться.

В этот день Вася отдыхал и приводил себя в порядок. Как следует отпарился в баньке, да так, что дурно стало. После жизни в лесу и мытья в озере березовый, с дубовыми и пихтовыми веточками веник да квасок в предбаннике, да пробирающее до костей тепло парилки, да чистое белье после бани показались ему верхом блаженства. И этой ночью он как следует выспался. Как залег после бани на полати, так и провалился в глубокий сон до вторых петухов. Последнее, что запомнил – личики двоих младшеньких детишек Калевы. Малыши залезли на печку и внимательно следили за чужим дядей.

Утро началось с трудов крестьянских. Отдохнувший за ночь Василий с удовольствием занялся хозяйством. Пусть он многое не умел, пусть некоторых вещей даже не знал, но молодой задор, желание отблагодарить хозяйку за гостеприимство делали свое дело. Если что не получалось, Васёк не стеснялся спрашивать у Калевы. Трудно сказать, на что надеялись односельчане, выделяя Хабулаю хозяйство Калевы, может, были у них и неявные, тайные намеки, но, несмотря на сохранившуюся красоту и хорошую фигуру, было вдовушке почти тридцать пять лет. Ясно дело, Вася смотрел на нее только как на старшую сестру, в лучшем случае, или друга. Не более того. Для двадцатилетнего парня разница в возрасте с женщиной в пятнадцать лет отчетливо пахнет геронтофилией. Тут даже долгое воздержание не поможет.