Роберт Сальваторе - Древнейший

Как раз таким рыком, сотрясшим все здание часовни, де Гильб потребовал к себе в кабинет Джавно и Кормика, споривших между собой.

Когда они вошли, он поднялся из-за стола и плотно закрыл дверь.

— Ваши сомнения сеют тревогу и страх в душах собратьев, — произнес он, грозно нависая над монахами всем своим могучим торсом.

Эта поза внушала трепет многим весьма не робким мужам.

— При всем моем уважении, святой отец, о сомнениях речи не идет, — начал Джавно. — Брат Кормик не прав. Его нужно наставить на путь истинный.

Отец де Гильб перевел тяжелый взгляд на младшего монаха.

— Я возражаю, — ответил Кормик, стараясь унять дрожь в голосе.

— Против чего?

— У него слишком мягкое сердце для столь важной и ясной цели, какая стоит перед нами, — объяснял Джавно, но де Гильб, не сводя испытующего взгляда с Кормика, знаком велел ему замолчать.

— Их держат в грязи и сырости, — выпалил юноша, с трудом маскируя гнев под просительной интонацией.

— Да, наш остров сырой и грязный, брат, — заметил отец де Гильб.

— Что может быть негостеприимнее подземелья!

— Это самое безопасное место.

Кормик вздохнул и потупился.

— Ему хотелось бы переселить наших гостей на их отремонтированный корабль, — сказал Джавно. — А потом отправить восвояси.

— Но мы не имеем права держать их… — начал было возражать Кормик.

— Мы спасли их! — оборвал его Джавно.

Оба посмотрели на отца де Гильба, но тот и не думал вмешиваться. Своим молчанием епископ словно поддерживал Джавно в его негодовании.

— Только благодаря божьей помощи и мудрости блаженного Абеля, даровавшего нам самоцветы, эти три язычника еще живы. И в этом наша заслуга, наш неустанный груд с той самой минуты, как я прицепил их разбитый корабль к нашей лодке.

— Благородное деяние, достойное церкви блаженного Абеля, — согласился Кормик, но Джавно посмотрел на него с негодованием.

— Брат совсем забыл, зачем мы здесь и в чем наша миссия, безрассудно сблизился с соседями-варварами, — обратился он к отцу де Гильбу. — И с поври, — добавил монах после паузы, бросив на Кормика уничтожающий взгляд.

Молодой человек встрепенулся.

— Надень его, брат, — потребовал Джавно.

Кормик покосился на отца де Гильба, и гримаса гнева на его лице сменилась страхом.

— Ну же, — подначивал старший абелиец. — Всем давно известно, что ты с ним не расстаешься и надеваешь, когда уверен в том, что тебя никто не видит.

Видя, что заступничества от настоятеля ждать бесполезно, Кормик опустил дрожащую руку в небольшой мешочек, который носил сзади на поясе, и вынул оттуда берет поври. Отец де Гильб жестом велел подчиниться требованию Джавно, и юноше пришлось надеть кровавый колпак на голову, немного набекрень, так, чтобы околыш свисал вправо.

Де Гильб издал смешок, в котором слышалась скорее жалость, нежели веселье.

— С какой же целью ты носишь сей убор, добытый непонятно откуда? — поинтересовался Джавно.

— В нем есть какая-то магия, — ответил Кормик.

Абелийцы уставились на него со смесью удивления и ужаса.

— Когда он на мне, я ощущаю необычайную выносливость, — постарался объяснить монах. — С его помощью я хочу узнать, что позволяет поври выдерживать даже самые сильные удары.

— То есть ты носишь его для того, чтобы понять наших врагов? — уточнил отец де Гильб.

Кормик уже готов был согласиться, но почувствовал, что никак не может называть поври врагами после того, как они столь честно и благородно с ним обошлись.

— Я ношу его, чтобы лучше понимать наших соседей, — поправил он.

— Что ж, тогда носи на здоровье, — заявил настоятель, по-видимому, удовлетворенный таким ответом, и Кормик облегченно вздохнул. — Но пеняй на себя, если я увижу тебя без него.

Джавно захихикал. Тут только юноша понял, что великодушное разрешение отца де Гильба было не чем иным, как наказанием, прекрасной возможностью изолировать его от остальных монахов острова Часовни, заклеймив в их глазах.

— А что касается варваров, то они обязаны нам жизнью, — продолжал настоятель. — Разве ты не согласен, брат Кормик?

Молодой человек судорожно искал способ уйти от прямого ответа, но не находил.

— Да, — нехотя согласился он наконец.

— И спасены волшебством, которое даровал нам блаженный Абель?

— Да, святой отец.

— В таком случае они должны нам не только за наше великодушие.

Кормик озадаченно посмотрел на де Гильба.

— Должны не конкретно брату Джавно — впрочем, и ему тоже в какой-то степени, — а блаженному Абелю и богу, — объяснил епископ. — Это что-то вроде платы тюремщикам, хотя какие мы тюремщики? Мы простые стражи.

Кормику не понравилась логика отца де Гильба, но он был не в том положении, чтобы спорить.

— Да, святой отец, — ответил юноша.

— Стало быть, милость, о которой ты просишь, не в нашей компетенции, — рассудил настоятель. — Только бог может ее даровать. К счастью, в учениях блаженного Абеля сказано, кто достоин милости, а кто нет. Сейчас эти трое — заложники высшей власти, которой должны подчиниться. Лишь на этом условии бог наделил нас волшебной силой, исцелившей их смертельные раны, которые, напомню, им нанесли не мы.

— Вот только размера платы они не знали, — тихо возразил Кормик.

— Потому что были не в том состоянии, чтобы добиваться соглашения, — парировал отец де Гильб. — Да и какие могут быть переговоры? Мы посланы в Альпинадор, чтобы нести людям огонь божий. Никому из смертных, кроме самого блаженного Абеля, не довелось узреть его так ясно, как этим трем язычникам, за которых ты просишь.

— Но…

— Истина открылась им, брат Кормик. Если они отказываются ее видеть, то пусть остаются во тьме, — провозгласил отец де Гильб тоном, не терпящим возражений. — Во всех смыслах.

Кормик чувствовал, что Джавно, стоявшего рядом, просто распирает от самодовольства.

— Обращаться с ними будем хорошо, — сказал ему епископ.

— Разумеется, святой отец, — закивал Джавно.

— Но ради нашей безопасности они должны оставаться там же.

— Надолго? — осмелился спросить Кормик.

— Пока у них не откроются глаза или пока их не призовут праотцы, чтобы указать на то, какими глупцами они были при жизни. Итак, решено?

— Да, отец де Гильб, — отозвался юноша, снова потупив взор.

Настоятель жестом отпустил монахов, и Кормик машинально потянулся к берету.

— Не снимай! — свирепо окрикнул его отец де Гильб. Монах от неожиданности попятился. — Носи его всегда и не забывай зачем, — потребовал настоятель и, опять заметив непонимание в глазах юноши, сурово пояснил: — С какой целью мы здесь.

Кормик поклонился и зашагал к выходу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Джавно, шедший рядом, по-дружески, ободряюще потрепал его по плечу, хоть и сиял довольной улыбкой.