Роберт Сальваторе - Древнейший

— Я думаю, дольше, чем один-два месяца, — заметил Раггирс.

— Ты-то что об этом знаешь? — огрызнулся Бикельбрин. — Ты никогда не ходил.

— Я знаю, что у меня болят пальцы ног, да и у тебя тоже, — заявил молодой гном. — Это значит, что мы будем идти медленнее, дольше. Я не…

— Мы возвращаемся, — неожиданно для всех скомандовал Маквиджик. — Надо подготовиться получше, — обратился он к Бикельбрину, глядя на него в полном расстройстве и сокрушенно качая головой. — У нас нет ни оружия, ни одежды, вообще ничего. В таком виде волки нас живьем съедят либо сдерут мясо с наших окоченелых трупов.

— Да и на озере не так уж плохо, — вставил Раггирс, но его замечание пропустили мимо ушей.

— Мне, как и любому поври, охота вдохнуть мирианского воздуха, — продолжал Маквиджик. — Но, боюсь, мы погибнем задолго до того, как доберемся туда.

— Еще бы знать, где это, — буркнул Пергвик.

Маквиджик был так подавлен, а Бикельбрин так удивлен неожиданным поворотом, что ни тот ни другой не стали даже отвечать на слова, которые еще вчера привели бы их в бешенство.

Четверка собрала пожитки и двинулась обратно на север. Довольно быстро отыскав в сумерках свою лодку, гномы вернулись на остров поври. Никто ни о чем их не спрашивал, никто не ругал. Лишь некоторые соплеменники, бывшие в курсе их предприятия, высокомерно усмехались.

Маквиджик переживал эту неудачу несколько недель.

Острая боль исказила лицо брата Джавно. К счастью, в последний миг он успел увернуться, и варварское копье попало ему лишь в руку, оставив в ней глубокую продольную рану. Это напоминание о его тленности оказалось столь бесцеремонным, что Джавно прямо посреди сражения несколько ужасных мгновений чувствовал дыхание смерти. Однако монах не уронил большой камень, который с трудом тащил вверх по ступенькам главной башни. Поднявшись в верхнюю комнату, он ринулся по небольшому мосту к парапету внешней стены, вдоль которой сновали другие братья, выкрикивая команды и уворачиваясь от непрекращающегося града камней и копий, долетавших снизу.

Сбоку от моста двое монахов отчаянно пытались откинуть прочь варварскую приставную лестницу, вершина которой виднелась над стеной. Джавно поспешил туда так быстро, как позволяла его ноша, затем притаился у основания стены возле лестничных стоек, водрузил камень на плечо и швырнул его вниз.

Валун полетел вдоль лестничных перекладин. Снизу донеслись предупреждающие оклики, затем раздался крик боли, прервавшийся звуком падения. Джавно выглянул посмотреть, что произошло.

От увиденного ему стало дурно, но монах, стиснув зубы, взял себя в руки, как и накануне, когда его ранило. На земле, корчась от боли, лежал варвар. Его ноги были сломаны, спина, судя по всему, тоже. Вероятно, когда Джавно бросил камень, он уже подбирался к вершине лестницы. Упав с семи ярдов, бедняга жестоко покалечился.

Еще более страшным оружием оказался сам брошенный камень. Мужчина, карабкавшийся первым, от него увернулся, но женщине, которая взбиралась следом, он попал прямо в голову. Она тоже лежала на земле, но уже неподвижно. Основание лестницы было перепачкано ее мозгами, выпавшими из раскроенного черепа.

Джавно нервно сглотнул. Он только что совершил свое первое убийство, к тому же лишил жизни женщину, хотя прекрасно знал, что местные дикарки дерутся не хуже любого мужчины из его родных краев. Эта смерть была явно не последней, судя по тому, какой яростной и решительной была атака альпинадорцев.

— Поднимайте! Живее! — приказал Джавно двум монахам, заметив, что инцидент с камнем ненадолго распугал врагов.

Он взялся за верхнюю перекладину лестницы. Товарищи, вдохновленные его смелостью, схватили ее с боков и потащили вверх.

Варвары снова кинулись к стене. Самый высокий из них подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, и дело наверху застопорилось.

На помощь подоспел монах с крюком в руке. Он и Джавно приладили его к третьей сверху перекладине. Веревка, привязанная к крюку, спускалась во внутренний двор, где стоял крепкий коленчатый вал, с помощью которого братья поднимали на холм большие валуны. Несколько человек, находившихся во дворе, принялись за работу. Лестница возмущенно заскрипела и затрещала, но начала подниматься вверх. Еще один варвар повис на своем товарище, но не мог ничего поделать. Используя стену в качестве точки опоры, монахам удалось поднять нижний конец лестницы ярда на три. Два упрямых альпинадорца по-прежнему висели на нем. Другие дикари бегали внизу и пытались поймать их за ноги.

В какой-то момент настало равновесие. Лестница замерла в горизонтальном положении. Три перекладины оказались по внутреннюю сторону стены, остальные — снаружи. В следующую секунду раздался треск, и варвары повалились на землю.

— Пора! — закричал монах, стоявший справа от Джавно.

Воспользовавшись сумятицей, царившей снаружи, они вскочили и запустили в упавших варваров целый град камней. Альпинадорцы бросились врассыпную. Не успели они оправиться, как из окна нижнего этажа ударила молния. Конечно, это была работа отца де Гильба.

Разряд лишил осаждающих последних сил. Они поспешили убраться из-под стен часовни, но даже под таким страшным огнем все равно унесли с поля боя павших товарищей — женщину, которую убил Джавно, и мужчину, павшего от удара молнии.

Брат Джавно без сил опустился на пол и прислонился к прохладному каменному парапету. Сегодня они победили, но он понимал, что этот день был лишь первым из целой череды подобных. Монахи не могли сражаться за пределами часовни, а варвары не собирались уходить, не добившись своего. Размеры армии, которая высадилась на остров Часовни, подтвердили его худшие опасения. Общее дело объединило разрозненные варварские племена Митранидуна. Еще несколько часов назад это было невозможно себе представить.

Монахи и их слуги значительно уступали противнику числом. Кроме того, каждый камень, каждое копье, брошенное сегодня абелийцами, означало, что на следующую битву остается на одно меньше.

— Отец де Гильб зовет вас, — сообщил выглянувший из-за двери монах.

Джавно кивнул и устало поднялся на ноги. Оглянувшись назад, он увидел, что варвары ставят большие палатки на пляже возле нескольких десятков кораблей, принесших их сюда.

Со стены над главными воротами в часовню Кормик смотрел на пятна крови, оставшиеся после битвы. Отсюда можно было без труда разглядеть осколки черепа и волосы несчастной, которой угодил в голову камень. Один из братьев сказал ему, что это была женщина.