Мария Семенова - Волкодав

Сопротивляться было бесполезно. Полпуда стальных воронёных колец, ещё хранивших тепло его тела, укрыли кнесинку, свесившись ниже колен. Они ощутимо пригибали её к земле, но вместе с её собственной серебристой кольчужкой броня в самом деле получилась надёжная. Может, и сбережёт.

– На мосту держись крепче, госпожа, – наказал Волкодав. – Двумя руками. Да вниз не гляди, незачем.

– Двинулись, оглоблю вам в …! – рявкнул Аптахар.

Воины молча взгромоздили щиты и побежали к мосту, держа в живом кольце и служанок, и лекаря со спутниками, и государыню кнесинку. Поначалу она всё оглядывалась на Волкодава, оставшегося в одной серой безрукавке, насквозь мокрой от пота и разрисованной разводами крови. Кармашек с картой и книжкой болтался у него на груди. Потом оглядываться стало некогда: в щит, который она держала над головой, начали втыкаться стрелы. Кнесинка только поспевала смотреть себе под ноги, – прыгая по осклизлым булыжникам, недолго было споткнуться. Почему-то она больше боялась упасть, чем угодить под стрелу. Бежать, навьючив на себя почти пуд железа, было неудобно и тяжело, но тело, подхлёстнутое страхом и возбуждением, несло груз почти без натуги. Неожиданно воины сдвинулись плотнее, кнесинка оказалась между Лихославом и Лихобором и увидела у себя под ногами вместо камней пугающе тонкие и узкие планки моста. Кое-где в них торчали пернатые стрелы…

– Госпожа! Держись за канаты! – сказал над ухом Лихослав, шедший сзади неё.

Кнесинка услышала его, но не поняла: заворожённо смотрела вниз, туда, где в кипящем тумане медленно двигались громадные тени. Лихослав отобрал щит, взял её руки и положил их на толстые лоснящиеся волосяные канаты.

Если бы кнесинке Елень довелось просто путешествовать здешними местами, она бы, пожалуй, помешкала перед подобным мостом, собираясь с духом и пробуя ногой хрупкие с виду дощечки. А то задумалась бы, не привязаться ли как-нибудь верёвкой к канатам. Сейчас недосуг было о чём-то раздумывать, справляться с собой и гнать прочь страх. Верхом и низом посвистывали певчие стрелы, и каждая могла унести жизнь. Кнесинка судорожно засеменила вперёд, перебирая ватными руками по упруго натянутым канатам, шевелящимся, скользким. Прямо перед ней была спина Лихобора, в затылок дышал Лихослав. Братья шли в ногу, сомкнув щиты и пряча между собой свою госпожу.

Они были над серединой Препоны, когда кнесинка, по-прежнему упорно смотревшая вниз, увидела на досочках кровь. Кровь храброго парня, дорого заплатившего за спасение старухи Хайгал, а с нею и молодой государыни. По счастью, колчаны у разбойников оказались не бездонные, и они уже не могли мести мост такой железной метлой, как вначале. Зато теперь они целились гораздо тщательней прежнего.

Кнесинка увидела, как что-то неуловимо мелькнуло примерно на уровне её колен, и на ноге Лихобора, шедшего впереди, отворилась глубокая красная щель, из которой сейчас же ручьем брызнула кровь. Молодой телохранитель охнул и споткнулся, и этого оказалось достаточно. Нога, ставшая вдруг чужой, беспомощно подломилась. Лихобор выпустил канаты моста, потерял равновесие на скользких от крови досках и вывалился наружу.

…Позже кнесинка так и не смогла вспомнить, каким образом она поспела упасть ничком, хватая его руку, уже исчезавшую за краем узенького настила. Её пальцы, только что неспособные как следует ухватиться за канат, сомкнулись на запястье Лихобора и окостенели в мёртвой хватке. Когда-то, в далёкой другой жизни, когда Волкодав учил приёмам кан-киро, она досадовала и злилась: пальцев, видите ли, не хватало даже просто обхватить мужскую жилистую руку, куда там удержать. А вот вцепилась – поди отдери. Лихобор пытался взяться свободной рукой за доски, но ладонь соскальзывала. Кнесинка видела его белое, обращённое кверху лицо с закушенной губой. Ещё одна стрела воткнулась в его раненую ногу и осталась торчать. Струйки крови слетали по сапогу. А внизу раскачивалась туманная мгла, показывались и пропадали хищные каменные зубы…

Лихобор вдруг извернулся всем телом и укусил её за руку. Кнесинка закричала от отчаяния и боли, понимая, зачем он это сделал, но пальцев не разомкнула. Всё-таки она бы, наверное, продержалась недолго, но подоспела подмога: мимо её лица, царапнув жёсткими рукавами щёку, протянулись другие, гораздо более сильные руки, схватили парня за шиворот и мигом выволокли наверх. Мужчины потащили Лихобора вперёд. Его брат поставил кнесинку на ноги и крепко прижал к себе, в одиночку заслоняя от стрел. Она видела, как оперенная смерть втыкалась в настил, свистела между канатами… Потом вместо досок под ногами заскрипел щебень, и Лихослав сразу поволок кнесинку прочь с открытого места, за скалы.

Исстрадавшаяся нянька бросилась на шею воспитаннице:

– Дитятко!.. Дитятко, живая…

За спиной Хайгал стояли два горца-ичендара, смуглые, широкоплечие, с орлиными перьями в волосах. Кнесинка вдруг спохватилась, холодея, принялась озираться, шарить глазами среди спасённых:

– А где Волкодав?..

Его не было.

– Он остался, госпожа, – сказал лежавший на земле Лихобор. Иллад перетягивал ему жгутом бедро, останавливая кровь. – Он сказал, те полезут на мост, так он их не пустит.

У кнесинки как будто снова разверзлась под ногами Препона, и душа с птичьим криком оборвалась вниз, сквозь смрадный туман, в каменную пасть, в клокочущее небытие. Елень Глуздовна беззвучно ахнула и рванулась из-за скалы назад, на тропу, на мост, через мост, туда, где ради неё погибал единственный на этой земле человек. Она вернётся к нему, чтобы… Она…

Лихослав, понятно, никакой глупости совершить не дал. Вмиг догнал, сшиб с ног и прижал к валуну, а над головой кнесинки тотчас пропела чуть-чуть запоздавшая стрела. Девушка вырывалась и плакала, но с могучим парнем сладить было непросто. Лихослав хмуро и молча оттащил её обратно в укрытие. А потом сказал, наверное, единственное, что могло её отрезвить:

– Волкодав не затем там остался, госпожа.

Вот тогда кнесинка вспомнила свой сон. Лучше было бы ей вовсе его не вспоминать.

Волкодав нисколько не сомневался, что толковые близнецы и без него сберегут кнесинку на мосту, – хотя бы, как тот парень, ценой собственной жизни. Но вот сумеют ли ичендары не допустить разбойников за переправу, если те ринутся через Препону? Насколько он понимал, две сотни лет после Гурцата Жестокого горцам приходилось иметь дело всё больше с неумеренно любопытными путешественниками да с молодым Винитаром, имевшим, видно, какие-то понятия о чести. Но отбиваться от разбойников, твёрдо намеренных перейти? От прожжённых душегубов Жадобы?.. Много ли воинов в горской заставе на том берегу? И как прикреплён мост, можно ли его в случае опасности легко уронить вниз? По сю сторону, во всяком случае, канаты были увязаны намертво. Здравый рассудок подсказывал, что ичендары просто обязаны были что-то предусмотреть. Жизнь, однако, давно уже убедила битого каторжника, что полагаться на чей-то здравый рассудок – дело весьма ненадёжное. Не знаешь наверняка – проследи сам.