Мария Семенова - Волкодав

Шо-ситайнец, конечно, не знал языка, и ему помогал наёмный толмач. Благо людей, умеющих объясняться на всевозможных наречиях и желающих тем заработать, в Галираде было с избытком. Всего седмицу назад, ища работы, Волкодав и сам с отчаяния подумывал пойти в толмачи, но скоро отступился. Рылом не вышел, объяснили ему.

Почему-то его взгляд то и дело возвращался к человеку, переводившему для молодого купца. Это был мужчина, каких в любой толпе из ста сотня: невысокий, рыжеватый, неопределённого возраста (что угодно от тридцати до пятидесяти), с какими-то смазанными, незапоминающимися чертами лица. Такой с одинаковым успехом сойдёт и за сегвана, и за вельха, и за сольвенна. Может быть, именно поэтому Волкодав, любивший знать, с кем имеет дело, присмотрелся к нему повнимательнее. Что-то смущало его в этом человеке, но вот что?.. Его одежда?.. Насмотревшись на весьма пёстро одевавшихся галирадцев, особенно после встречи с тем стариком на морском берегу, Волкодав вряд ли удивился бы даже саккаремским штанам при мономатанских сандалиях. Нет, не то. Рыжеватый малый был одет вполне по-сегвански…

И вот тут до него дошло. Узор на рубашке причислял толмача к одному, совершенно определённому племени. А синие кисточки на сапогах – к другому!

Этот человек – не тот, за кого себя выдаёт!

Усталость и неизбежную сонливость как рукой сняло. Волкодав подобрался, готовясь к немедленным действиям. Больше всего ему хотелось подхватить кнесинку на руки, закрывая собой. Нет, нельзя…

– …На шеях его колесничных коней пребывает сила, грохот и страх врагам, – спокойно и складно переводил между тем толмач, и шо-ситайнец поглядывал на него с благодарностью. Волкодав живо представил себе хохот и улюлюканье горожан, возмущение кнесинки, и полную неповинность сегвана, второпях купившего хорошие сапоги и, вот незадача, не успевшего переменить кисточки. Волкодав ещё раз обшарил его взглядом, но не приметил никакого оружия.

Почему же в потёмках души продолжало звучать тревожное било, ни дать ни взять зовущее на пожар?..

– Позволь же, государыня, из рук в руки передать тебе три сокровища наших благословенных степей, трёх белых, как молоко, скакунов, никогда не слышавших ни грубого окрика, ни посвиста плети…

Купец отступил чуть в сторону, обернулся и махнул рукой слугам выводить косящихся, прижимающих уши красавцев – жеребца и двух кобылиц. Послышался восхищённый ропот: кони оказались действительно превыше всяких похвал. И, кажется, Волкодав был единственным, кто на них не смотрел. Он смотрел только на толмача. Тот, как и купец, тоже подался в сторону, только в противоположную, чего настоящий толмач не сделал бы никогда. А потом, продолжая улыбаться, вдруг сунул обе руки в рукава, а взгляд стал очень холодным. В эту долю мгновения Волкодав успел понять, что уже видел его раньше, и догадаться, почему убийца вырядился именно сегваном. Ради этих вот широких рукавов, не утеснённых завязками…

Дальше всё происходило одновременно. Кнесинка Елень не успела испугаться. Её отшвырнуло прочь вместе с креслом – прямо на боярина Лучезара, – а пригнувшийся Волкодав, как спущенная пружина, с места прыгнул на толмача, стоявшего в четырёх шагах от него. Уже в полёте его догнал крик кнесинки. Ему почудилось прикосновение: что-то прошло по его груди и по левому боку, почти не причинив боли. Значит, он всё-таки не ошибся. Как всегда в таких случаях, время замедлило для него свой бег, и он увидел, как досада от испорченного броска сменилась на лице убийцы страхом и осознанием гибели. Потом искажённое лицо и руки со второй парой ножей, уже изготовленных для метания, подплыли вплотную. Ножи так и не ударили. Ударил Волкодав. Кулаком. Под подбородок. И услышал короткий хруст, какой раздаётся, когда переламывают позвоночник.

Он свалился в пыль рядом с обмякшим телом убийцы, и время снова потекло, как всегда.

Первой его мыслью было: оградить госпожу. Однако дружина обо всём уже позаботилась. Кнесинку подхватили, укрыв за необъятными, надёжными спинами. Волкодав слышал её голос, испуганный, недоумевающий. Поднялся и Лучезар, которого сшибло тяжёлое кресло. Вот уж кто был вне себя от ярости. Он указывал пальцем на Волкодава и кричал:

– Вор!..

К счастью для венна, народ посчитал, что боярин указывал на убитого. Перепуганные кони громко ржали и порывались лягаться. Слуги повисали на уздечках, с трудом удерживая могучих зверей. Шо-ситайнскому купцу уже заломили за спину руки, а над толпой, распространяясь, точно волна от упавшего камня, витал клич: «Бей сегванов!»

– Это не сегван! – тщетно разыскивая взглядом боярина Крута, во всю мочь закричал Волкодав.

Правый не отозвался, и венн понял, что надо что-то предпринимать самому. Однажды, очень далеко отсюда, он видел, как изгоняли из большого города каких-то иноплеменников, иноверцев, на которых свалили пропажу золототканого покрывала из местного храма. Это было страшно. Волкодав мигом представил себе, как добрые галирадцы камнями и палками гонят за ворота Фителу, Авдику, Аптахара, громят и без того бедную мастерскую старого хромого Вароха… Да как сами станут жить после такого?.. Волкодав поднялся, и тут Боги пришли ему на выручку: из людской круговерти вынырнул стражник – тот самый белоголовый крепыш, с которым он когда-то мерился силами за корчемным столом.

Волкодав мёртвой хваткой взял его за плечо:

– Это не сегван, парень! Слышишь?.. Скажи Бравлину…

– Он тебя ранил, – присмотрелся стражник.

По рубахе венна, по груди и по левому боку, в самом деле расплывались два тёмных пятна. Волкодав отмахнулся:

– Скажи всем, что этот убийца – никакой не сегван! Понял? Давай!

Белоголовый оказался понятливым. Он кивнул и напролом пошёл сквозь толпу, точно вепрь сквозь камыши. Мало-помалу стражников в толчее сделалось больше, и вспыхнувшие кое-где драки прекратились сами собой, а выкрики стали реже и тише.

Зато к Волкодаву подошли сразу четверо витязей во главе с Крутом. Одним из четверых был Лучезар.

– Вор! – прямо глядя на венна, немедленно обвинил его Левый. Теперь уже не могло быть сомнений, на кого он указывал. Волкодав промолчал.

– Иди, Лучезар, проследи, чтобы купца отвели в кром, но никаких обид не чинили, пока не разберёмся, – хмуро проговорил Правый. – И так ещё кабы вину заглаживать не пришлось. А ты, парень…

– Сговорился, вор! – повторил Лучезар. – Сам разбойник и разбойника нанял! Отличиться надумал!.. Да и шею дружку сломал, чтобы остаток доплачивать не пришлось…

– Что скажешь, парень? – спросил Крут.