Анатолий Ключников - Учебник по химии [СИ]

Вообще, «запуск» уличных котлов производился только под контролем бывшей аспирантки. Она подбирала состав и массу разных компонентов для варки, отслеживала очерёдность их добавления. Одна из баб также делала мелом отметки количества переворотов песочных часов, потом давала команду размешивать смесь, когда наступал нужный момент времени — после очередной её отметки.

Ведит добилась также, чтобы двор подметали каждый день, и по нему можно было ходить смело, не задирая юбку. Пришлось задействовать коменданта: запугивать, что очень скоро вся мануфактура по уши погрузится в дерьмо. Уборкой занимались по очереди: и мастеровые из вольных, и уголовницы, и замковая прислуга. Ворчали и злились, но аспирантка оказалась свирепее всех, вместе взятых, в том, что касалось чистоты. Из-за этой уборки даже самые наглые парочки начали прятаться по цехам и сараям, занимаясь своими нехитрыми развлечениями.

Потом в цеху с гордым названием «лаборатория № 2» появился молодой человек, бывший преподаватель химии. Он нанялся на эти секретные работы из желания подзаработать себе на свадьбу, так как его подружка уже давно стала намекать, что, мол, пора бы уже и официально их отношения оформить как-то… Ведит покрутила пальцем у виска и ввела его в курс дела; вскоре он уже вполне мог заменять её на рутинных работах, высвободив ей время для дальнейших научных изысканий.

Кое-как утряслись вот такие «научные» дела. Профессор повеселел: лаборатория № 2 стала давать вполне приличную продукцию, да и столичное начальство подобрело, увидев несколько успешных полевых испытаний. Девушка взялась за «бытовуху». Несколько раз долбила коменданта, чтобы назначил выдачу молока бабам, занятым на вредных для здоровья работах: завести корову обошлось бы для дела дешевле, чем постоянно обновлять контингент уголовниц и учить новеньких всему заново. Кое-как удалось всё-таки выбить по полстакана раз в два дня. Потом им назначили также выдачу свежих овощей, мелко порезанных вроде салата.

Такие хлопоты принесли Ведит уважение от Матушки, которая поглядывала на неё уже не так свирепо и охотнее гоняла девок по её указаниям. Но аспирантка со стилетом уже не расставалась. Это оружие она завела себе после случая, когда одна дурная набросилась на мастера с ножом. Тот случай произошёл, вообще-то, в другом цехе, и мужик сам спровоцировал нападение, так как слишком усиленно домогался внимания той уголовницы, но, как говорится у нас, наёмников: «Лишний нож карман не тянет». Работая среди тех, кто умело владеет холодным оружием и ухитряется его прятать, несмотря на внезапные обыски и угрозы жестокого наказания, поневоле и сам без ножа начнёшь чувствовать себя голым.

Стилет выковал кузнец, за «особое» вознаграждение в виде бутыли мутной жидкости, которая горела, но при этом вполне годилась и для внутреннего употребления. Ведит подозревала, что этот добродушный дяденька изготовлял ножи и заточки заодно и уголовницам, — за плату, не менее приятную для мужского тела. Так оно было или нет, но никто этого кузнеца так и не сдал.

Однажды произошёл случай, повлиявший на окончательное решение девушки сбежать из замка. К ней подошла хмурая Матушка и сказала:

— Там… эта… Вельке совсем плохо…

Ведит торопливо выбежала во двор. Девка лежала прямо на земле, в стороне от лениво дымивших котлов; возле неё уже сгрудилось несколько человек. Аспирантка их растолкала, подошла поближе, склонилась:

— Что, что с тобой?!

Та, лёжа на боку, повела мутными глазами, потом снова уронила голову на щёку и её вырвало. В рвотных массах виднелись следы крови.

— Так, быстро её к доктору! Хельга, Зорка — тащите сюда носилки. Возьмёте их в лазарете, — скомандовала Ведит.

Велька оказалась жизнелюбивой. Когда Ведит вечером зашла к доктору, она, хоть и бледная, глядела по сторонам вполне осмысленно.

— Что с ней? Жить будет?

Седой фельдшер покачал головой:

— Трудно сказать. Я ей промывание сделал, состояние — стабильное. Даю общие противоядия, какие знаю. Вы тут, душа моя, изобретаете такие страшные отравы, что медицина их лечить пока бессильна. Пока мы научимся лечить ЭТО, вы придумаете что-нибудь ещё более смертельное… — от него слегка разило, и отнюдь не отваром ромашки. В таком виде он мог рассуждать о трудностях современной медицины бесконечно.

— Чем ей можно помочь?

— Ну-у-у-у, питание ей нужно хорошее, особый рацион.

— Сделаем. Я похлопочу. Только скажите, доктор, чем её кормить-то?

— Да погодите Вы, голубушка, со своими хлопотами. Вы эту девицу отравили так хорошо, что я и сам не знаю даже, когда она работать сможет, и какие вообще работы не загонят её в могилу через неделю. Дай Бог, если хотя бы для подсобных сгодится, и то не факт: ей ничего тяжёлого нельзя будет таскать минимум год. Я так думаю. Вы поговорите сначала с господином комендантом: без него такой вопрос никак решить будет невозможно…

Ведит зашла к Подсолнуху. Тот обрадовался, как будто только её и ждал, гостеприимно распахнул объятия:

— А-а-а-а, вот и Вы, легка на помине! Я как раз Вас и дожидаюсь, только-только гонца за Вами послал. Присаживайтесь, пожалуйста: тут надо одну бумаженцию подмахнуть…

Ведит, сбитая с толку, присела за стол и начала чтение. По мере вникания у неё глаза полезли на лоб:

— Господин комендант, тут какая-то ошибка… У неё тяжёлое отравление, а у Вас написано — «нарушение трудового режима». За такое у нас положено немедленно возвращать заключённых обратно в тюрьму, а ей сейчас нужен постельный режим и хорошее питание!

— Да где же я Вам, дорогуша, найду для неё этот ваш «постельный режим»! У меня тут не больница, между прочим, и никаких врачей нет. Кроме одного полупьяного эскулапа, — прости, Господи, лик твой ясен! — Подсолнух оказался изумлён не меньше Ведит. — Если начальство увидит, что у меня тут заключённые в лазарете отдыхают — да меня ж самого закатают тачку катать в такие места, что и карте-то нет!

Случись это в первый месяц проживания Ведит в этом замке, она бы стала возмущаться: «Но ведь так же нельзя! Это же бесчеловечно! Вы обязаны помочь чем-нибудь! Неужели у Вас нет сердца?» Но, так как она, слава Пресветлому, обреталась тут уже год, то обрела похвальную краткость речи:

— Ну и гад же ты, начальник! За шкуру свою беспокоишься, значит? А на баб тебе начхать? — и, плюнув на бумагу, решительно встала, глядя Подсолнуху прямо в глаза.

Подсолнух мгновенно стал совсем пунцовый и тоже угрожающе приподнялся, — даже китель свой засаленный одёрнул для вящей солидности:

— А меня сюда, дорогуша, назначили не о шкуре своей думать, а только о производстве этих ваших треклятых составов!.. Которые нашей стране нужны, чтобы мир себе обеспечить и народу от войн дать отдых. И я ради этого обязан выжимать вас всех по полной: и уголовников, и «вольных». Нет у меня средств на долгое лечение, нет: не положено. И лишних рабочих рук — тоже нет. Пока эта ваша будет на кровати валяться, никто её не заменит, а планы столичное начальство из-за неё нам менять не будет. Мне самому, что ли, прикажешь возле котла встать?!