Анатолий Ключников - Учебник по химии [СИ]

Мда, занятно я в этом году сходил на войну: вернулся без оружия, без доспехов, без щита и коня, в чужой одежде, с жалкой щепотью монет, выданных мне на дорогу в официальном порядке. Угостил, называется, студента пивом…

Была у меня, правда, с собой ещё бумага от посла с намёком, что я достоин некоторого вознаграждения, — по ней я получу что-то типа разового пособия. Этот листок я сдал в министерстве внутренних дел, в канцелярию, где мне тамошний невзрачный чиновник буркнул «ждите…».

И я дождался…

За мной прискакали аж сразу два гонца, ведя на поводу свободного коня. Раз тебя вежливо приглашают пройти в министерство взмыленные посыльные при полном параде и при оружии — значит, надо идти.

Я жил от столицы недалеко — мы за сутки добрались. Я пытался разговорить своих провожатых, но они только тупо мычали «ничего не знаем, нам сказали — доставить, значит — доставить», и я махнул на них рукой.

Меня едва ли не под ручки провели до высоченной двери с огромными бронзовыми вензелями, возле которой с обеих сторон стояло по неподвижному часовому с парадными алебардами. Как только мы получили разрешение — меня сопроводили вовнутрь и оставили наедине с министром иностранных дел.

Скажу честно: министр меня разочаровал. По моим понятиям, человек на высокой должности должен выглядеть максимально импозантно. Чтобы любой, едва на него глянув, сразу бы сказал: вот ведь, сразу видно, — МИНИСТР! Лицо государства! На его мундире обязательно должны быть золотые аксельбанты и ордена размером с чайное блюдце, — и чтобы вот с такенными брильянтами…

Взять хотя бы нашего посла в Божегории. Тот даже внутри посольства ходит в крахмальных кружевах, в перстнях, с большим орденом на шее и золотом расшитый — и это среди своих.

А тут за столом сидит сухой пенёк в тёмно-сером сюртуке, с плотно сжатыми губами. На груди — маленький серебряный треугольник (знак Пресветлого), в вершины которого вделаны мелкие опалы — это орден Сильного духом. Людям военным это говорит о многом, но на гражданских эти дешёвые камушки, которые раздают полевым командирам, впечатления обычно не производят. И я их понимаю.

Министр поднял на меня свой насупленный взгляд:

— Что ж, очень приятно видеть такого известного в ойкумене человека, — но в его голосе проскальзывал скрипучий сарказм. — Который сподобился, наконец, и для своей родины сделать большое полезное дело…

Он выжидательно замолчал. Я тоже рот не открывал, так как он никаких вопросов мне не задал, а вступать в базарный спор о том, какие возможности мне моя страна давала, а какие — нет, чтобы ей большую пользу приносить, я с МИНИСТРОМ не собирался.

Вообще, разговаривать с министром с глазу на глаз мне не по чину. Какую бы великую тайну я не выведал — для общения со мной найдутся чинуши пониже рангом. Что же мне он хочет сказать?

— Я вас вызвал, молодой человек, вот по какому вопросу. Его Величеству поступило требование из Нихелии о выдаче некоего наёмника Клеста, верноподданного Его Величества, который обвиняется Стражей Нихельской Державы в двух преступлениях: убийстве служащего столичного университета и сотрудника Стражи Державы. Убийство является тяжким уголовным преступлением, а двойное убийство, да ещё, в том числе, и защитника государства — это, знаете, ли, уже слишком… Это вообще беспредел какой-то!

Я приподнял правую бровь:

— Брешут, Ваше сиятельство. Просто хотят отомстить за то, что Клёст раскрыл их тайну создания «адских смесей» и беглеца из секретной лаборатории в Божегорию переправил. Никаких убийств от руки Клеста никто не видел и видеть не мог.

— Я так и думал, — сказал министр, не меняя выражения лица. Наверное, не смог: жёлтая кожа к черепу присохла намертво. — Мы самым тщательным образом проверили личность этого Клеста. К буйству он не склонен, общественных наказаний не получал, невозвращённых долгов не имеет. Все отзываются о нём только положительно…

Министр помолчал. Потом продолжил, глядя мне прямо в глаза:

— У нас хорошие отношения с Нихелией. Но нам не хочется выдавать ей верноподданного Его Величества, который в личной жизни является примером для других и который оказал ОЧЕНЬ большую услугу государству и лично Его Величеству…

— Вот и я так думаю, Ваше сиятельство! — с воодушевлением поддержал его я. — Ну её, Нихелию эту! А Клёст ещё может и пригодиться, — мало ли что.

— Что ж, придётся нам отказать Нихелии ввиду того, что местоположение Клеста нам в данное время неизвестно. Но и он в будущем должен жить так, чтобы мы не разочаровались в своём решении. И чтобы поменьше вращался в тех кругах, где для общения клички используются… А Вы можете идти, молодой человек. Если понадобитесь — будете оповещены.

Ну вот, и никакой мне благодарности — вся слава Клесту досталась. Хотя иной человек на моём месте прыгал бы от счастья, что министра внутренних дел видел — и жив остался, и на каторгу далёкую не загремел.

Чтобы не одуреть и не раскваситься, я устроился на службу в городскую стражу, вопреки своим правилам. Хотя какая у нас стража: два десятка мужичков, старавшихся отлынить поелику возможно да их начальник, усатый толстый дядька, из бывших вояк. Мне же было, что называется, некуда силу девать: когда я не был занят, мысли о беглой химичке врывались в мою голову, разрушая мозги не хуже палицы. Поэтому я охотно ходил на ночные дежурства, цапался с хулиганьём и ворами, вызывая изумление и у них, и у стражников. С такими замашками мне карьера, конечно, никак не светила, но я за это, сами понимаете, не убивался. По мне хоть весь город разграбь — плакать не стану, но, если попался под меня — всё, хорошего не жди: хотя бы пинок, но от меня обязательно получишь, и мне плевать, сколько вы там начальнику стражи отстёгиваете: я же вас насмерть не убиваю, не так ли?

Моя логика всем казалась непонятной, — я оказался чужим и для стражи, и для ворья. (Хотя со стражниками я бухал в кабаке вполне исправно и безотказно: это тоже издавна сложился такой проверенный способ убить время. При этом я как бы не замечал, что стражники платили не всегда.) Только горожане со мной приветливо раскланивались, улыбаясь заискивающе. Да наплевать.

В один из самых обычных, незапоминающихся дней меня вызвал сам начальник городской стражи. Я заявился, безо всякого смущения поставил своё копьё в угол его кабинета, подошёл и молча уставился на пригласившего: чего надо? Тот кивнул, пожевал губами, а потом и удивил меня сверху до низу:

— Тут, значит, дело такое… Поступил приказ: нужно срочно выдвигаться к границе и быть готовыми к военным действиям. От нашего города требуют выставить трёх конных ратников из состава городской стражи. Пойдёшь ты, Гном и Гвоздь. Главным, само собой будешь ты. Вот тебе записка: пойдёте с ней на конюшню и выберите там себе трёх коней. Вот тебе ещё бумажка: зайдёшь потом к казначею и возьмёшь «полевые» на месяц, на троих.