Анатолий Ключников - Учебник по химии [СИ]

— Иди к мужикам: у них от ран мазь есть. Пусть перевяжут.

— Ага, — и Гном, зажав щёку как при зубной боли, потопал к обозу.

— Э, да у тебя в щите стрела торчит! Ты в спину не ранен? — это уже я крикнул ему вслед.

— Где? — Гном снял свой щит и поставил на землю. — Вот зараза! Насквозь доску пробила. А я-то думаю: что там в спину колет, — заноза, что ли? Блин, рубашку порвал.

— У тебя там и кровь на спине, — подсказал я. — Давай тоже на перевязку.

— Да? Точно: кровь, — и Гном с досадой посмотрел на свои испачканные красным пальцы, которыми только что чесал себе между лопаток.

Я послал несколько возниц и уцелевшего охранника в лес, чтобы не проморгать повторное нападение. Сам же взялся допрашивать двух схваченных бандитов.

Они лежали, раненые и связанные, на обочине.

— Вы откуда такие взялись? — спросил я того, кто выглядел храбрее.

Тот сплюнул. Я рубанул его мечом по колену — он взвыл и скорчился.

— Вы откуда такие взялись? — спросил я второго.

— Мы… эта,…- тот испуганно стал извиваться, как будто я уже замахивался. — Из Вудриверы.

Почему я не был удивлён?

— Кто вам сообщил про наш обоз?

— Так эта… гонец прибыл…

— Что за гонец, откуда?

Мало-помалу, пленник рассказал всё. Да, из того самого села, откуда мы вышли с обозом, прискакал гонец и сообщил дату нашей отправки. А Вудривера — вовсе не такое уж и забытое место. Если Пресветлый его и забыл, то Нечистый помнил очень хорошо. Фактически, эта деревенька превратилась в пиратскую гавань, где «капитаном» стал — кто бы вы думали? — конечно, родной брат нашего хлебосольного сельского старосты. Там, в заброшенных домах, жили дезертиры, беглые преступники и всякий сброд. Жили, как ни странно, и «обычные» жители: запуганные и не смевшие никуда выезжать, чтобы их оставшихся родных не прикончили. Но их, и правда, осталось мало: всего-то семь домов.

Одним словом, Вудривера превратилась в одну большую «малину», где стоял и свой кабак, в котором имелись и азартные игры, и продажные девки, жившие тут постоянно. А наш обоз, значит, предназначался ей для кормления… Нет, ну живут же люди, а?! — как у Пресветлого за пазухой. Готов поспорить, что и последнюю перепись населения там прошли без проблем. Ну, ничего, благодать для них закончилась. А со старостой я постараюсь рассчитаться лично сам.

Пока мы с разбойниками болтали по душам, мои мужички азартно добили оставшихся раненых бандитов, с которыми разговаривать было невозможно из-за их тяжёлых ран. Ведь могут же, когда захотят, а в селе такими скромными чистоплюями прикидывались, что как будто бы и обыкновенную петлю им сделать не по силам. Эх, люди!

«Песенника», что просветил меня на счёт Вудриверы, я пощадил: убил сам лично, быстро и безболезненно. А второго, упёртого, заставил добить парнишку из охраны: пусть вкус крови ощутит и настоящим бойцом станет, безжалостным. Так у него будет больше шансов дожить до тихой старости.

На наше счастье, пока мы стояли и зализывали полученные раны, появился конный военный патруль. Я, как человек бывалый, не стал выделывать всяческие позы типа «да где ж вы раньше шлялись?», «да куда ж вы смотрите?», а просто вкратце изложил десятнику ситуацию. Он кивнул и принял решение сопровождать нас до следующего населённого пункта, где нам могли дать другую охрану.

Переночевать нам пришлось тут же. Мужики по моей команде составили телеги вкруговую, разожгли костры и принялись варить похлёбку.

Пока мы добрались до указанной нам цели, я проклял всё на свете. Не по нутру мне медленно тащиться. К тому же, у крестьянского транспорта, тем более гружёного, в дальней дороге постоянно что-то ломается: то ось соскочит, то колесо разойдётся, то сама телега развалится. Ей-богу, армия должна иметь свои собственные телеги, — надёжные, как графские кареты. А так мы были вынуждены то и дело останавливаться; мужики неспешно принимались за работу, используя те же самые топоры, какие взяли для охраны. Гвоздь и Гном садились дуться в кости, а мне впору было на дерево лезть от удручающего безделья.

Чтобы не одуреть, я принялся обучать обозников ратному делу. Уцелевшего паренька из охраны я назвал Пчёлкой, вручил ему меч, взятый трофеем от убитого разбойника, и начал показывать простейшие приёмы обороны и нападения. Пчёлка, действительно, размахивал мечом очень-очень быстро, панически, как будто пытался создать около себя сплошную стену свистящей стали. Хотя современные мечи и легки, в отличие от старинных, «двуручных», но ведь не настолько же, как дамский веер: паренёк неизбежно раскрывался, не успевая сделать обратную отмашку, и замирал, видя перед своим длинным носом кончик моего меча.

Ставил я в пару и свободных от работы возниц помоложе, но они оказались безнадёжными: ни азарта, ни желания, ни способностей. Но, пока у нас не имелось никаких других защитников, требовалось натаскивать и этих, чтобы хотя бы погибли не в первую же минуту боя.

Становилось всё холоднее; каждый день брызгал дождик, и совсем не грибной, а осенний. Я перестал считать шлем-тарелку Гвоздя дурацкой штукой: вода стекала с неё ему за спину, а не за шиворот. Моя же плащ-палатка голову от сырости не спасала: промокала насквозь.

Ночевали мы все, разумеется, под телегами. Такую надёжную крышу на ночь «в полях» мне приходилось до этого иметь не часто, а теперь я вполне её оценил. Изредка нам удавалось проводить ночь и в сараях, — если удавалось добраться до деревни засветло.

День ото дня наш обоз становился длиннее. К нам присоединялись караваны из других сёл, со своими проблемами и горе-вояками. По счастью, в их состав входили и такие стражники, как Гвоздь или Гном, — со штатной экипировкой, конные. Отряду разбойников такой обоз стал уже не по зубам.

Я мечтал, наконец, избавиться от тяжести ответственности, но не тут-то было. Из тех людей, что присоединялись к нам по пути, никто не имел сколь-нибудь значимого звания и был рад-радёхонек сам отпихнуть от себя проблемы управления. Всё же я заставил двоих стать моими заместителями «по авангарду» и «по арьегарду», как я их высокопарно назвал, и кое-чему они меня всё же научили. Например, если произошла поломка, нужно непременно всех мужиков с этой телеги отлупцевать по мордасам, и тогда в будущем количество остановок станет сокращаться. Странная математика, но работала вполне исправно.

Когда же я повстречал достойного обозного командира, то оказалось, что я ему подчиняться никак не смогу: у него самого караван оказался свыше ста телег, а доводить общее количество до двухсот никак нельзя: не положено. К тому же, он вёз в армию не продовольствие, а амуницию. Мы с ним в тот вечер напились некисло, «за скорую победу», и весь следующий день я «проболел», лёжа на возу.